втором или в третьем письме она обмолвилась о том, что произошло у него в общежитии. Девушка рассчитывала, что в скором времени они поженятся. «Я с Федором об этом не разговаривала, ― написала она, ― но он как честный человек, поступит должным образом». Наташе после такого письма необязательно было поддерживать со мной переписку. Я бы ее понял. Однако, она отчего-то продолжала мне писать, я волей-неволей ей отвечал, наверное, был нужен. Возможно, она считала, что со мной, в будущем ― деверем, ссориться ни в коем случае не следует. А еще Наташа, чтобы я не испытывал от новогоднего вечера горечи, подтолкнула ко мне Людмилу ― они на тот момент переписывались, ― и я в скором времени получил от девушки одно письмо, затем еще и еще. Мы стали общаться. Я рассказывал ей о красотах Москвы, Людмила желала поступить в институт, и мне пришлось отправить ей не одно письмо, описывая все в подробностях. Я ничего не скрывал, наверное, в том, что она поступила в ВУЗ, есть и моя заслуга.

На майские праздники в Щурово я спешил: мне не терпелось увидеться и с Людмилой, и с Наташей. Федор отчего-то не приехал. Причина мне стала ясна значительно позже.

В Доме культуры, мне сразу же на глаза попалась моя бывшая девушка, я попытался увильнуть: важно было вначале встретиться с Людмилой, но из моей затеи ничего не вышло: девушки пришли вместе. Я поздоровался вначале с Людмилой, а уж затем и с Наташей, дав тем самым понять, кто для меня более важен. Это обстоятельство мою бывшую несколько озадачило, но она взяла себя в руки и подхватив меня, со словами: ― Мне нужно с тобой поговорить, ― попыталась увести в сторону. Я тут же резко «тормознул»: ― Ну, это как твоя подруга, разрешит она нам уединиться или нет? ― Людмила, улыбнувшись, разрешила, и мы вышли в парк. Я не удержался и сказал Наташе: ― Да-а-а, сколько мы здесь с тобой вечеров провели…. ― Девушка ничего не ответила. Однако я почувствовал дрожь, исходившую от нее. Она уже не была моей Зазнобой, но ее трясло. Не дай бог никому такой разговор: Наташа тут же расплакалась у меня на плече и сквозь слезы стала говорить, что Федор ее избегает:

— Он, он, мне не пишет и не хочет со мной встречаться. Я приезжала в Щурово в марте на праздничные дни, его не было. Мог бы хоть поздравительную открытку выслать? Ты же прислал, а он нет. И вот сейчас отчего-то не приехал. Это все неслучайно. Что я такого сделала неправильного, а-а-а?

Я, как мог, успокаивал девушку. Придумывал всевозможные причины, чтобы брата обелить.

За нами прибежала Людмила:

— Ну, где вы? Фильм уже начинается. Идемте быстрее. Найдете время, поговорите. Я места заняла, но сами понимаете…. ― В Дом культуры «народа» приходило намного больше, чем он мог вместить, многие «стояли у стеночки», желающих в наглую занять пустые кресла хватало, оттого нужно было торопиться. Удержать людей надолго было просто не реально.

В тот вечер мне и Людмиле пришлось Наташу проводить домой, уж очень она была расстроена. Мы не только вели девушку под руки, но и как могли, на два голоса успокаивали:

— Да он попросту не может приехать, как ты это не понимаешь! У него «горит» по механике курсовая, ― придумывая на ходу, говорил я. Людмила тут же, как могла мне поддакивала:

— Вот сдаст и приедет, зато на все лето! Ты обязательно его подловишь, если не в Доме культуры, то в каком-нибудь магазине. А хочешь, это если не терпеться, так наберись наглости и приди к нему домой. Пусть только попробует выгнать. Крик такой поднимешь.

Мы с трудом отделались от Наташи. Наверное, с час простояли возле ее дома, прежде чем отправиться восвояси. У меня на время пропало желание ходить в Дом культуры. Не нужны были ни кино, ни танцы. Я лишь только закончились праздники, тут же уехал из Щурово в Москву. Уехал торопливо и без всякого сожаления. До последнего дня я надеялся увидеть младшего брата Федора и сказать ему все, что о нем думаю. Но брата я так и не застал. Он, словно, предчувствовал наш разговор и боялся появляться мне на глаза.

Не сразу, но я получил от Федора письмо: брат хвастался своими любовными похождениями. О Наташе написал: «Я думаю, она должна быть на меня не в обиде, чего хотела то и получила. Это ты с ней по парку ходил под ручку, иногда целовал, а я мужик не такой как ты, ― я решительный. Зря она ко мне пристает, уцепилась, что тот клещ проходу не дает. А еще орет во всю Ивановскую: ― «Люблю, жить не могу! Ну и люби! Это твое дело. А я не люблю!».

Я пытался Федора по-братски вразумить, писал, что так поступать нельзя, что она своя, местная, а не приезжая ― из села. Ладно, девушки из училища, они получили профессию, уехали и их любовь закончилась. Да и то все не так просто. Вон ― тыкал я ему: ― друг нашего брата Александра ― женился….. Да, да женился на одной из учащихся училища и представь, доволен! У него уже растет сын, а скоро, ― я слышал и пополнение ожидается»

Мне ничего не удалось сделать. Федор навстречу с Наташей не шел и всячески ее избегал. Я жалел девушку, не раз, находясь в Щурове на побывке, был вынужден, встретившись с ней в Доме культуры провожать до дома и успокаивать. Одно лето, когда Людмила отсутствовала: она уехала в Ростов сдавать в институт экзамены ― плохо, конечно, что не в столичный ВУЗ, ― я даже увлекся Наташей. Она это заметила и, поняв всю тщетность попыток завладеть Федором, неожиданно снова перекинулась на меня. Я, сообразив, принялся от нее отбиваться:

— Ну, зачем я тебе сдался? Что на свете мало парней? Высокие, красавцы! Выбирай любого! Да их и в твоем техникуме предостаточно…. Что, не так?

— У вас хорошая семья! А это многого стоит. Вы все в Щурово у кого не спроси на высоком счету, ― А однажды Наташа не удержалась и пролепетала: ― а еще, вы не пьяницы….

Тут я не удержался:

— Мы-ы-ы, не пьяницы? Ну, ты это девочка ошиблась!