Николай Оттович Эссен и вовсе решил: коль строй нарушился и ситуация неясна, и противник вот-вот воспользуется неразберихой… неразбериху надо внести в стан врага, атаковав, а там… дай бог, кривая вывезет!

«Севастополь» тоже повернул вправо – на сближение, продолжая палить по «концевым» японцев.

Чуть отстающая «Полтава» репетовала манёвр, поддерживая огнём.

Впрочем, пальба ни на минуту не утихала ни на одной из сторон. Там…

…Там шестидюймовый пробил борт «Якумо» под фок-мачтой на уровне ватерлинии, круша скос, переборку, разорвавшись в машинном отделении.

…Там второй подряд удар чего-то крупнокалиберного в броневой пояс «Сикисимы» вызвал течь и фильтрацию воды в кормовых отсеках.

…Там, на «Цесаревиче» было не до того! Там, наконец, выбрасывают сигнал: «Адмирал передаёт командование младшему флагману!» Пытаются обуздать непослушное судно. Пытаются влиться в строй… получается не ахти!

С незатухающими пожарами, кренясь, броненосец выписывает новый коордонат, по дуге прорезав строй эскадры, проходя по корме «Севастополя».

Сигнал о передаче командования на «Пересвете» принимают, репетуя приём полномочий: «Следовать за мной», но его сигнальные флаги по эскадре не распознают, не разбирают!

Раздрай был неизбежен!

* * *

Того понял – дождался! Сразу поверил – это оно!

Восторжествовал, почувствовав, как кровь приливает к лицу и… озадачился – что?

Что происходит?

Русский флагман потерял управление?! Очевидно!

Повреждён и уступает место мателоту?! Скорей всего!

Или вообще – Витгефт отказался от прорыва, уводя эскадру обратно?

Но почему ж остальные… куда их к демонам несёт – остальных?

Стиснув крепче бинокль, будто выжимая из него большую кратность, Хэйхатиро пытался отследить и хоть что-то понять в том намечающемся эволюционном хаосе, что медленно постигал эскадру противника.

Главный фигурант и цель – «Цесаревич», выписав разворот, вышел из-под огня, повернув назад.

Часть русской колонны неправильным строем фронта приняла на зюйд, словно нацелившись наперерез «концевым» японского отряда, а там слабое звено – крейсера.

В то время как ставший «головным»… «Ретвизан» (всплыла подсказка) продолжал движение прежним курсом.

«Микаса» уже склонялся к северу, увлекая за собой остальные корабли в охват русских. Того видел – противник всё-таки подставился, смешавшись!

Видел хорошую возможность – срезать угол, сокращая дистанцию до пятнадцати кабельтовых, и бить! Почти в упор, продольно, бегло.

«Было бы чем», – всплыло ещё одно напоминание… неприятное – о потерях в артиллерии.

Уже час как не закладывало, не звенело в ушах от залпов носовых орудий главного калибра «Микасы». Громыхало только с бортового каземата.

Уже хотел отдать приказ: «Последовательный поворот…»

Громыхнуло ответным от русских, судя по силе шестидюймовым где-то в районе машинного отделения, выбросив белое, быстро рассосавшееся облако пара.

На что лишь раздражённо повёл плечом, уже открыл рот – приказать «последовательный поворот…» и… замешкался, успокаивая себя двумя долгими вдохами-выдохами, возвращая трезвость мысли.

Не мог командующий Объединённым флотом позволить себе поддаваться азарту и непродуманному риску.

Адреналиновое отрезвление вернуло чувствительность, и Хэйхатиро поморщился, прекращая судорожный нажим на полированную поверхность бинокля. Шепча проклятья и снова морщась, трогая запястье… бинт, из-под которого подёргивало болью.

От этих осторожно-нервных прикосновений делалось ещё больнее – злило, злость находила выход удовлетворением, когда серые, местами окутанные дымом силуэты вражеских кораблей красились вспышками попаданий. Там…

…Там снаряд попал в кожух кормовой трубы «Севастополя», повредив часть паропроводных труб, выведя из работы одну из кочегарок. Ход броненосца упал до шести узлов.

…Там бессильной вспышкой лопнул 305-миллиметровый фугас, ударив в носовую башню «Пересвета», что уже и без того вращалась только вручную.

…Там, несмотря на упование многих комендоров, целившихся «на глазок», артиллерийские офицеры, успевая считывать по секундомеру, корректируя по дальномеру, горланили в телефон данные.

Там…

Впрочем, таких подробностей Того не видел, досадуя на всплески недолётов, дым, затрудняющие оценку обстановки.

Пока русские шли строем кильватера, всё было просто и очевидно. Теперь же, когда они скучились и ползли кто куда, перекрывая всю панораму друг другом, своими дымами, адмирала посетили сомнения.

Непонятность в эволюциях противника с предполагаемым сокращением дистанции могла привести к непредсказуемой свалке!

В голове сложилась, мигом задвигалась воображаемая картина: на морской глади серыми фигурами корабли… свои, чужие! Кто? Куда? Повороты, уклонения – «последовательным», «все вдруг», вразнобой! А в итоге… неразбериха!

Ближний бой! То, чего он опасался, чего категорически требовалось избежать. Потому как беспорядок только на руку противнику! Потому что лёгкие силы русских – миноносцы в оперативной близости, буквально под рукой, в то время как его…

Особенно когда вот-вот упадут сумерки… и ночь.

Ночь ещё не упала. Упала капля, Хэйхатиро почему-то сразу понял – дождя, холодом пробежав по щеке.

Вскинул голову, оглядел по горизонту – совсем незаметно вместе с потемневшим востоком небо затянуло дождливыми тучами.

«Ночь упадёт быстро», – эта мысль несла оправдание, намекала на несостоятельность продолжения артиллерийского боя в клинче… чреватого – и не решился!

Приказа на обострение курса, на сближение не последовало.

Японская колонна продолжала следовать по широкой дуге, садя из всего доступного, пока вражеские порядки находились в разладе и смятении.

Однако эта идиллия избиения длилась недолго… Минуты три, пять…

Вдруг «головной» «Ретвизан» резко повернул на зюйд-ост и, быстро набирая ход, пошёл наперерез, прямо в траверс японскому строю. Тем самым отвлекая, принимая огонь на себя.

«Словно смертник!» – Того снова не замечал боли в раненой руке, вкогтившись в бинокль.

Этот самоотверженный бросок «Ретвизана» лишь прибавил уверенности в правильности решения – держаться от противника на дистанции.

Адмирал не сомневался, что одинокий корабль против всего его отряда практически обречён. Надолго ли его хватит?

Тем не менее «русский» шёл сквозь вздымающиеся водяные столбы будто неуязвимый, подняв большой бурун у форштевня, на полных оборотах вываливая из труб густые клубы дыма, провоцируя, вызывая тревогу угрозой тарана – его траектория пересекалась с хвостом колонны, всё с теми же крейсерами.

Встречный огонь «Якумо» был бешеным, но по результатам совершенно беспорядочным. По «русскому» бил ещё «Сикисима», но так хорошо заметные шимозные фугасы обходили смельчака стороной – японские комендоры в быстросменяемой дистанции не успевали прицелиться, навестись, вовремя произвести выстрел!

– До него двенадцать с половиной! – каркает голос с дальномера, повышая тональность. – Дистанция двенадцать с половиной кабельтовых!

Словно в невозможном замедлении Того видит, как, не выдержав, стал заранее уклоняться многострадальный «Ниссин», несерьёзно попыхивая одинокой шестидюймовкой.

…Слышит противный шелест – откуда-то прилетает снаряд, тупым ударом встревает в палубу полубака «Микасы» и, будто подумав секунды, взрывается, выкинув чёрный столб дыма и ошмётки настила, смрадным дуновеньем и мелкой щепой дотянувшись до мостика.

…Провожает взглядом опадающий всплеск очередного недолёта, уходящий за корму по мере движения «Микасы».

Возглас флаг-офицера, указывающего рукой, снова возвращает внимание