с возращением на прежний запланированный курс. Прожекторами не светить, держать темноту и скрытность.

Миноносцам ночью отыскать и атаковать вражеские броненосцы. Предполагаемый курс противника на зюйд, зюйд-ост.

После – второму отряду миноносцев возвращаться в Порт-Артур, первому следовать к месту установленного рандеву.

Крейсерам прикрывать эскадру от миноносных сил противника.

„Диане“ действовать согласно ранее поставленной задаче.

Помоги нам Бог. Контр-адмирал Витгефт».

* * *

Будто терзаемый переживаниями даже в бессознательном состоянии, свою волю Вильгельм Карлович выказал прямо с больничной койки, едва очнувшись.

Надолго, правда, его не хватило, снова повергло в беспамятство…

Засуетившийся старший врач броненосца, злой как чёрт, выгнал всех посторонних из лазарета, с полным вниманием обратившись к важному пациенту.

Зато вполне оправился контр-адмирал Матусевич. Отвергнув помощь, покряхтывая на трапах, он поднялся в боевую рубку.

Признаться, настроение всё же у Николая Александровича было кислое – в какой-то мере сказывалось ранение. Не добавляли оптимизма перечисленные судовые неисправности и повреждения. Потом, правда как-то угомонилось – люди «засучили рукава», восстанавливая и корабль, и собственный настрой.

В итоге именно ему – флагманскому начальнику штаба – пришлось взять командование эскадрой на себя.

Так как, по всей видимости, Ухтомский не горел подобным желанием. По крайней мере, первое, что тот сделал, это отослал рапорт о неспособности «Пересвета» возглавить эскадру «вследствие сбитых стеньг и невозможности доходчиво передавать флажные сигналы».

Но пока «Цесаревич» продолжал двигаться вне строя.

Матусевич ждал лишь доклада, когда наладят управление кораблём с помощью румпель-талей, способом, уже имевшим отработку на учениях в случае отказа рулевых приводов.

Движение эскадры ночью, как и обманные манёвры, и уклонения от минных атак, были обсуждены с Витгефтом накануне… как и особая задача «Дианы».

Как и другие нюансы.

«Цесаревич» выбросил сигнал: «С заходом солнца следить за флагманом».

За этим пошла череда распорядительных светосигналов, кстати, с обязательным требованием «подтвердить приём» – Николай Александрович почему-то опасался недопонимания и несогласованности, считая, что эскадре в столь сложных условиях всенепременно необходимо сохранить строй – даже ночью.

– Гуртом и батьку бить легче, – по-простецки пытался шутить, поправляя интеллигентное пенсне.

Пока эскадра «делала вид», что возвращается в Порт-Артур.

После ночного разворота на прежний генеральный курс, при эскадренной скорости, определённой по самым тихоходным судам – восемь узлов (а придерживаться её наказывалось и тем, кто отобьётся от стада), по всем предварительным расчётам выходило, что утро застанет корабли на трети пути от ранее помеченного места рандеву, что близ острова Квельпарт.

Вопрос – поспеют ли туда владивостокские крейсера и (или) отряд Рожественского – оставался открытым… и чаянным. В связи с чем для командиров кораблей Матусевичем был назначен промежуточный утренний контакт по широте-долготе.

– Не дай бог, новая встреча с Того и снова бой, – переживал контр-адмирал, – посему надо держать эскадру кулаком.

Хотя… определённые резоны разойтись с броненосным отрядом Того были.

– Ход у них всё одно должен быть поболе нашего.

Расчёт возлагался на то, что корабли японской линии понесли значительные повреждения и поспешат на ремонтные базы метрополии. А ещё штабные офицеры составили примерную калькуляцию, заверяя, что японцы имеют сильно растраченный боекомплект, как и сложности с топливом.

– У нас, замечу, тоже с углём будет перерасход, – качал головой начальник штаба, – и даже броненосные крейсера Камимуры, попадись на пути, в нашем теперешнем состоянии представляют немалую угрозу. Будем надеяться, что «владивостокцы» их займут и потрепят.

Ратьером был вызван начальник отряда миноносцев.

«Выносливый» подошёл к борту на расстояние голосовой связи, и контр-адмирал уже подробней обсудил с капитаном 2-го ранга Елисеевым план ночной атаки. Как то: выбор направлений поиска, пути отхода для одних и дальнейшего следования на зюйд для других. Но в целом всё сводилось к тому, что миноносным отрядам придётся действовать по способности.

Произошёл обмен сообщениями с «Дианой». Командир крейсера капитан 2-го ранга Ливен заверил, что он и экипаж готовы исполнить всё до конца.

Всё, что мог Матусевич, это пожелать удачи – дело им предстояло опасное, самоотверженное, а потому Ливен в случае тяжёлой ситуации имел карт-бланш на любые решения.

«Главное, чтобы сие рисковое предприятие оказалось оправданным и прошло по-намеченному», – Николай Александрович коротко, но с чувством перекрестил направо от рубки, где в кильватере «Паллады» шёл крейсер «Диана».

С северных румбов давно показалась «Монголия» – ну, надо ж, кого уж и видеть не надеялись. Подойдя ближе, госпитальное судно, получив свою порцию распоряжений, развернулось и экономичным ходом, торжественно светясь всеми возможными огнями во избежание недоразумений и провокаций со стороны противника, взяло курс на Порт-Артур.

Всё для того же – обмануть! Дескать, куда эскадра, туда и я!

Что до флагманского броненосца – связь с машинным отделением из рубки, наконец, восстановили. Кинули новые провода линии на мостик. И теперь хриплый голос мичмана Драгана в телефонном устройстве извещал: «ждём команд».

– В ночь, ежели спокойная будет, управимся вполне доступно, – проверив слышимость, успокоился Матусевич, – но без машинного телеграфа в бою будет не комильфо, господа… и с этим, естественно, будет необходимо что-то сделать. Я настоятельно прошу-с… хм, приказываю!

«Цесаревич», слегка ускорившись, двинулся на своё законное место в голове колонны.

Время было 19 часов, небо провисало тучей, казалось – темнело окончательно и мрачно. Лишь закат на горизонте упрямился красной поволокой, неизбежно багровея. А тем временем на востоке море окончательно утратило зелёные оттенки, становясь аспидно-серым.

Артиллерийский бой вконец свёлся к редкому беспокоящему постреливанию между крейсерами.

По эскадре, пользуясь паузой, банили салом натерпевшиеся интенсивной работой крупнокалиберные стволы. Готовились к отражению миноносных атак, приводя в порядок, когда и скорым ремонтом, малые орудия… готовились к неразберихе ночного боя.

С неба – дождь…

* * *

Дождь начался с крупных увесистых капель, что сорвались вниз, словно спеша умыть побитые сражением корабли от копоти и крови. Именно что спеша, так как ливень намекал быть скоротечным, как и предстоящая ночная драка.

Бледное отрешённо-почтительное лицо флаг-офицера в полумраке контрольных ламп походило на театральную маску:

– … готовы к немедленной атаке, – закончил он свой рапорт.

Хэйхатиро Того отвернулся, елозя тусклым взглядом по разбитому помещению ходового мостика, некогда укрытого от продувных ветров… Ныне – снаряд, попавший в основание фок-мачты «Микасы», разнёс…

«Разнёс тут всё к оранжевым лохматым демонам», – не столь раздражённо, сколь кисло констатировал адмирал.

Осколки стекла уже вымели, виднелась чудом уцелевшая тумба компаса и измятые переговорные трубы, мерцающие медью в тусклом свете.

«А освещение подвели, по-видимому, новое», – Хэйхатиро внимательно склонился к наскоро составленной схеме движения русских кораблей и расположения японских миноносных сил. Отряды истребителей стянулись, обступили вражескую эскадру,