перегрелся же ты, братец, на орбите!» Другие и вовсе сворачивали разговор, ссылаясь на занятость.

Отчаявшись получить хоть какую-то поддержку, Александр не спал всю ночь. Перед глазами у него стояли напечатанные им самим строки: «первый случайно обнаруженный представитель внеземной цивилизации», «открытие международного значения», «сложно недооценить важность дальнейшего изучения».

Утром он распечатал рапорт в десяти экземплярах и отправил руководству Космической корпорации и своему непосредственному начальству. Как и предупреждал голос, реакция последовала незамедлительно. К обеду за Александром уже прислали машину. Сперва его засыпала вопросами специальная комиссия, потом с глазу на глаз он повторил всё, что знал, руководству, а под вечер его отвезли в специальное учреждение, где в наглухо закрытом кабинете под прицелами видеокамер человек в штатском подробно расспросил его ещё раз, акцентируя внимание на мельчайших подробностях. После чего человек в штатском попросил его ожидать и вышел. Ожидая вердикт, Александр промаялся полчаса в пустом кабинете, когда штатский, наконец, вернулся. Александра попросили немедленно проехать в лабораторию. Там у него тщательнейшим образом взяли все анализы, и с ним ещё раз обстоятельно побеседовал спокойный седовласый старичок профессор, по манере речи больше всего похожий на психиатра.

— Я не сумасшедший, — твёрдым голосом заверил его Александр. — И я не вру.

— Я верю вам. Верю, — успокаивающе заключил профессор и, переглянувшись со штатским, вышел из кабинета. Штатский последовал за ним.

Сотни разноцветных проводков тянулись от электродов на голове Александра, сплетённых в громоздкую конструкцию, тонкая линия записи прыгала по экрану, старательно выписывая пики и впадины, пока ассистент в белом халате в который раз задавал Александру всё те же вопросы. Снова и снова Александр терпеливо описывал первое появление голоса, свои ощущения, чудесное спасение, рассказ об инопланетном разуме и ночные разговоры.

За стеклом, глядя на выведенные мониторы, отображавшие всё в режиме реального времени, штатский вполголоса вёл беседу с профессором.

— Итак, что вы полагаете?

— Нет оснований для паники. Вероятно, просто некий неизученный нами синдром.

— Так вы полностью исключаете версию существования инопланетного разума?

— Уважаемый, я ведь учёный. Моё дело основывать свои выводы на фактах. А в данном случае мы опираемся на показания анализов. Взгляните на эту энцефалограмму. За сорок лет в профессии я не видал таких кривых.

— Прошу вас, профессор, выражайтесь понятнее.

— Налицо неестественно повышенная активность головного мозга. Ненормальное возбуждение, преобладающее над торможением. Импульсы, которые выбиваются за рамки адекватного состояния мозга.

— Что же он, сошёл с ума?

— Я бы не был столь категоричен. Ясно одно: по возвращении на Землю, а возможно, ещё и на орбите, у него возникла неестественная активность головного мозга, спровоцировавшая слуховые галлюцинации.

— Так вы отрицаете возможность того, что он действительно слышал реальные голоса?

— Отчего же. Не отрицаю. Напротив, уверен в этом. Как и в том, что эти голоса он сам и создал. Наш мозг порой творит и не такие чудеса, а воспалённое сознание тем паче.

— Когда будет завершено полное обследование?

— Мне бы хотелось понаблюдать за ним на протяжении полугода.

— Так долго?

— Случай действительно уникальный. Данный синдром науке не известен и подлежит детальному изучению.

— По-вашему, что могло послужить причиной?

— Кто знает. Возможно, влияние космической радиации. Или возбуждение от самого факта полёта на орбиту. Выход в открытый космос. Мозг человека — очень тонкий орган, почти не изученный. Осознание того, что космонавт — песчинка, висящая на тонкой ниточке в пустоте всей вселенной, не всем дано переварить.

— Итак, а видения?

— Галлюцинации.

— Значит, галлюцинации?

— Позвольте и мне спросить. У вас есть подтверждение его слов от остальных участников экспедиции? Экипажей прошлых лет? Астронавтов других стран?

— Нет. Мы опросили почти семьдесят человек, побывавших на международной космической станции за последние пятнадцать лет. Никто из них не слышал о голосе.

— Что ж, вы сами ответили на свой вопрос.

— Был, правда, его предшественник, Константинопольский Дмитрий.

— Ах, батя! Наслышан, наслышан! Не человек — легенда!

— Шесть экспедиций на международную космическую станцию.

— Вы знаете, что с ним случилось?

— Знаю.

— Я слышал, он живёт затворником после того, как его списали.

— Списали?

— По медицинским показаниям. Не прошёл комиссию. Всё-таки шесть полётов, девять выходов в открытый космос не проходят даром для организма. Ресурс человека небескончен.

— Напротив. Ваши сведения неверны. Комиссии он прошёл. Он ушёл сам.

— Сам?

— Об этом не говорят. Засекреченная информация. Подал в отставку.

— Что же тут секретного? Устал человек, имеет право отдохнуть. Может выступать с лекциями, помогать растить молодое поколение.

— Нет, здесь дело намного деликатнее. Нельзя допускать огласки.

— Так вам известно, где он сейчас?

— Мы не отслеживаем всех космонавтов. Это не входит в наши задачи.

— Бросьте. Вы хоть и в штатском, но меня не обманете. По долгу службы вы должны знать всё и про всех.

— Да уж, профессор. Вас не обманешь.

— Так вы знаете?

— Знаю.

— И?

— Подался в обитель.

— Обитель?

— Мужской монастырь. Где то на Среднем Урале.

— Что ж, — пожевал губами профессор. — Весьма неожиданно. Вот лишнее подтверждение того, что человеческая психика — хрупкая вещь, вроде хрустальной вазы. Стоит лишь раз пойти мельчайшей трещинке — и она уже никогда не будет прежней.

Закончив работу, Валерий развернулся, чтобы ещё разок посмотреть на Землю из открытого космоса. Она плыла под его ногами как разноцветный шар, такая громадная и прекрасная в своём величии. Сверху над головой раскинулась опрокинутая бездна, пугающая своей засасывающей чернильной пустотой, и одновременно манящая мириадами далёких созвездий.

— Жаль, что Алиса этого не видит, — подумал он, внезапно вспомнив о доме и о маленькой дочери, которая всегда с жадностью слушала его рассказы о космосе.

— Шланг, — ударил вдруг в уши незнакомый голос. — Шланг перекручен. Почти перетёрся. Может треснуть в любую секунду! Скорей возвращайся на станцию!

Панацея

Глава 1. Щупальца

В последнее время приступы повторялись всё чаще. Может так проявляла себя начинающаяся шизофрения? В такие моменты всё его естество, казалось, вытеснялось совершенно другим человеком. Полный переливающегося через край сладкого предвкушения, он застывал посреди лестницы с чашкой в руке, словно наяву наблюдая блистательную развязку своего тщательно лелеемого плана. Расплываясь в улыбке, он усмехался всё шире и шире, пока нарастающее напряжение внутри не прорывалось наружу потоком нечеловеческого хохота. Сгибаясь пополам, прислоняясь щекой к отполированному зеркалу деревянных перил, он изрыгал из себя приступы утробного гоготания, как вулкан, извергающий лаву. Слеп, глух ко всему окружающему, в такие моменты он упивался своей фантазией, тем, что ему вскоре предстояло сделать, но вдруг замирал на месте и, будто очнувшись от глубокого сна, растерянно озирался вокруг в поисках какой-то