—Доллар за каждое ругательство, система доверия. Я видела твой кувшин и могу сделать вывод, что сквернословишь ты много, но платишь честно. — Он такой грустный, подумала Лейла, что хочется его обнять, погладить по густым, спутанным волосам. — Я знаю, ты будешь по ней скучать.

—Может, она еще вернется. Но в любом случае жизнь продолжается. — Фокс открыл дверь, ведущую на лестницу. — Должен тебя предупредить, что миссис Хоубейкер не следит за моей квартирой и вообще отказывается подниматься наверх после одного случая с поздним пробуждением и несвежим бельем, и поэтому там, скорее всего, беспорядок.

—Беспорядком меня не удивишь.

Но когда Лейла из чистой офисной кухни попала на кухню Фокса, то осознала, что неправильно понимала значение слова «беспорядок».

Грязные тарелки были везде: в раковине, на кухонном столе и на маленьком столике, который также был завален газетами двухдневной давности. Две коробки хлопьев (неужели взрослые мужчины едят шоколадные хлопья?), пакетики чипсов, бутылка красного вина, склянки со специями и пустой пакет из-под спортивного напитка «Гаторейд» теснились на короткой столешнице у холодильника, почти полностью заклеенного стикерами и фотографиями. На полу три пары туфель, на одном из стульев потертая куртка, а на другом стопка журналов.

—Может, погуляешь часок — или неделю, — пока я тут приберусь?

—Нет, нет. А в остальных комнатах то же самое?

—Не помню. Могу проверить, прежде...

Но Лейла уже перешагнула через туфли и вошла в гостиную.

Не так уж и плохо, подумал Фокс. Правда. Решив предупредить события, он принялся наводить подобие порядка.

—Я знаю, что живу как свинья. Мне это уже говорили. — Он собрал разбросанную охапку одежды и запихнул в шкаф в коридоре.

На лице Лейлы отразилось искреннее удивление. В голосе тоже.

—Почему ты не наймешь домработницу, которая будет приходить раз в неделю и все это убирать?

—Потому что они сбегают и больше не возвращаются. Послушай, давай куда-нибудь сходим. — Вовсе не смущение, а боязнь услышать нотации заставила его схватить пустую пивную бутылку и почти пустой пакет попкорна, стоявшие на кофейном столике. — Найдем симпатичный, чистый ресторан.

—В колледже у меня были две соседки по комнате. В конце семестра мне приходилось вызывать бригаду уборщиков. — Она подобрала с кресла пару носков, прежде чем Фокс успел добраться до них, и протянула ему. — Но чистые бокалы для вина нам бы пригодились.

—Я продезинфицирую пару штук.

Он взял несколько бокалов и направился на кухню. Лейла с любопытством рассматривала комнату, стараясь не обращать внимания на беспорядок. Стены выкрашены в теплый зеленый цвет, выгодно оттеняющий широкие дубовые подоконники. На полу темного дерева — великолепный тканый ковер, который, наверное, пылесосили лет десять назад. На стенах симпатичные акварели, рисунки карандашом и тушью, фотографии. Кроме большого телевизора с плоским экраном и разнообразной техники, в комнате была красивая керамика.

Произведения брата, подумала Лейла. Или матери. Однажды они с Фоксом проезжали мимо гончарной мастерской его брата. Почувствовав присутствие Фокса, она обернулась.

—Мне нравятся рисунки и керамика. Вот эта. — Она провела пальцами по тонкой вазе бледно-голубых тонов. — Такая изящная.

—Работа матери. А вон ту чашу, на столе под окном, сделал Ридж.

Лейла подошла ближе, коснулась плавных изгибов.

—Великолепно. Цвета, форма. Как будто лес в большой чашке.

Она повернулась к Фоксу, взяла бокал вина.

—А рисунки?

—Матери, брата и невестки. Фотографии делала Спэрроу, моя младшая сестра.

—Сколько талантов в одной семье.

—И еще адвокаты — старшая сестра и я.

—А разве для адвоката не нужен талант?

—Самую малость.

Лейла пригубила вино.

—Твой отец плотник?

—Плотник, столяр. Он сделал стол, на котором стоит чаша Риджа.

—Сделал стол. — Лейла присела, чтобы получше рассмотреть. — Подумать только.

—Без гвоздей и шурупов. Только на шипах. У него золотые руки.

Лейла провела пальцем по крышке стола, оставив дорожку на слое пыли.

—Поверхность прямо шелковистая. Красивые вещи. — Вскинув бровь, она вытерла палец о рубашку Фокса. — Вынуждена сказать, что ты должен лучше за ними ухаживать — и за их окружением.

—Ты не первая. Может, отвлечемся на еду? — Фокс протянул ей листок меню. — Китайские блюда от Хан Ли.

—Рановато для ужина.

—Я позвоню заранее и закажу доставку на семь. А пока мы займемся делом.

—Свинина в кисло-сладком соусе, — объявила Лейла, взглянув на меню.

—И все? — удивился Фокс, когда она вернула ему листок. — Печально. Свинина в кисло-сладком соусе. Хорошо, остальное я закажу сам.

Он снова вышел, чтобы сделать заказ. Через несколько секунд до нее донесся шум бегущей воды и звяканье тарелок. Лейла пошла на кухню, где Фокс сражался с грязной посудой.

—Ладно. — Лейла сняла жакет.

—Нет. Правда.

—Да. — Она засучила рукава. — Но это разовая сделка. Ты платишь за ужин.

—Мне еще извиниться?

—В другой раз. — Она удивленно вскинула брови. — У тебя нет посудомоечной машины?

—В том-то и проблема. Я хотел установить ее вместо нижнего шкафчика, но потом подумал, что я тут один и к тому же часто пользуюсь бумажными тарелками.

—Не очень часто. А чистое кухонное полотенце у тебя найдется?

—Да, конечно. — Фокс озадаченно нахмурился. — Я сейчас.

Покачав головой, Лейла шагнула к освободившейся мойке и принялась за дело. Ей не трудно. Эта работа не требовала умственных усилий и странным образом успокаивала нервы, приносила удовлетворение. Кроме того, из окна над раковиной открывался красивый вид на горы с блестевшими на солнце вершинами.

Ветер раскачивал деревья, трепал белые простыни, развешенные во дворе внизу. Лейла подумала, что застеленная кровать будет пахнуть ветром и горами.

По огороженному двору бегал мальчик с большой черной собакой — его движения были наполнены энергией и радостью, и Лейла явственно представила, почти почувствовала, как ветер гладит его щеки, теребит волосы. А когда мальчик в яркой синей куртке принялся качаться на качелях, Лейле показалось, что от высоты и скорости у нее самой захватывает дух.

Наверное, его мать на кухне готовит ужин. А может, сегодня очередь отца. А еще лучше, если они готовят вместе — режут, помешивают, рассказывают друг другу, как прошел день, — а маленький мальчик раскачивается на качелях, подставляя лицо ветру.