Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А куда обычно в Грузии везут с самолета? Правильно – сразу к столу, а как иначе? Сели, выдохнули, расслабились, выпили по рюмочке и вдруг за соседним столиком началось совсем незапланированное застольное пение, какие-то женщины запели. Кровь моментально всколыхнулась, на месте не усидеть, я и пошла в самую гущу слушать. Петь, думаю, умеют все грузины, это в крови. И поют они, словно говорят, ненатужно, спокойно, и голос идет откуда-то из нутра, из прошлого, хотя поют при тебе – вот они, эти женщины, совсем рядом. И ты стоишь в этом звуке и ощущаешь его, он абсолютно осязаем, и ты понимаешь, что так бывает.
А потом, уже почти ночью, нас повели в театр. Не на спектакль, нет, после того как все закончилось и театр опустел. Я впервые в жизни пришла в театр в это сонное время. А я так люблю все делать впервые. И это был один из тех удивительных разов. Театр имени Шота Руставели в Тбилиси.
Закулисье как зазеркалье, вступаешь в темноту – и уже в другом мире. Сначала запах. Необъяснимый, могучий, объемный, пыльный, какой-то знакомый, но подсознательно, не явно. Потом кто-то включил свет, не весь, а робкий и намекающий, не высвечивающий все углы и закоулки, а осторожно обозначающий путь. И вдруг видишь старое зеркало с поплывшей амальгамой, размазывающее силуэты и отдаленно отображающее реальность. И конь, вернее, его остов, из какого-то древнего, уже давно окончившегося и забытого спектакля, все равно стоит и гордо ждет у выхода на сцену, а вдруг понадобится именно сейчас?
И сама сцена, на которую я ступила, – как отдельное государство, в котором проживается столько придуманных и настоящих жизней, где бушуют самые мощные страсти, где столько раз умирают, чтобы потом встать и поклониться, где столько раз любят, чтобы потом взять и возненавидеть.
Ну что ж, всё, как в жизни. Удивительные спектакли, великие актеры, всемирно известные режиссеры, это даже не обсуждается. Познакомилась с ангелом-хранителем театра, маленькой изящной женщиной, похожей на Эдит Пиаф, на ее породу, вы понимаете. Она живет в театре, иногда в прямом смысле, у нее диван в реквизиторской и вешалка с платьями: это – на премьеру, на всякий случай, маленькое черное, если домой не успеет, это – простое и тоже маленькое черное, на каждый день. И реквизит – каски, зонты, черепа, маски и скромные, чуть запыленные крылья ангела на резинках в углу. И она сама среди всего этого…
Именно она и познакомила нас с ночным театром в день нашего приезда, привела на сцену, постойте минутку здесь, сказала, и ах – включила свет… Призраки гамлетов и отелло прошелестели в колосниках и исчезли.
А совсем поздно, показав нам весь театр с самого верхнего этажа, повела в нижнее фойе, почти под землю, где в начале прошлого века гудело кафе, а стены, как это было принято в Париже, расписывали великие художники. Фрески сохранились, хоть в 1949 году было землетрясение, и театр сильно пострадал. Женщины с русалочьими глазами Ладо Гудиашвили, смешные лягушки Судейкина, еще Зига и Какабадзе… Ходишь, удивляешься, радуешься, что увидела все это, что осталось.
Как, оказывается, здорово иногда еще удивляться!
#######
Пока кровь наадреналинена, срочно пишу. Тот случай, когда необходимо поделиться, но плохо со словами, они забыты, забиты эмоциями, всё, я пропала…
Пригласили на репетицию народного грузинского ансамбля имени Сухишвили-Рамишвили. Ребята в трениках, разные, совсем не на подбор, похудее-потолще, пониже-повыше, полысее-поволосатее, но почти все удивительно голубоглазые, ждут сигнала. Просто ребята, просто стоят в сторонке, просто ждут, ничего особенного.
И вдруг – эхххххх!.. и они превращаются в единый организм, живой, живучий, потрясающе слаженный, мускулистый, залихвастский, глаза навыкате, все 276 или сколько там зубов у каждого, напоказ, аж страшно! И все с таким природным достоинством и статью, с такой породой и благородством! Другой, непривычно бурлящий и выплескивающийся темперамент воспринимается совершенно инопланетно, и ты вдруг понимаешь, какая же медленная и снулая у тебя ленивая северная кровь, которая так скучает и так отзывается на такое «эххх!!!»
Рядом с нами, на скамейке у зеркала, репетиторы, из прошлого века, основной костяк, легенды. Одна красавица, в джинсиках, с шикарной миниатюрной фигуркой, длинными белыми локонами и совершенно без возраста, стала мне нашептывать, чуть растягивая гласные:
– Какие у нас мальчики, а? Красавцы! Но вон тот поднабрал… Я знаете чтооо, – тут это надо все читать с шикарным грузинским акцентом, – обычно подхожу, беру за жопуу, – и она по-дружески положила руку мне на попу, – щипаааю болно и говорю, это что такооое, ты пригаеш, а потом ждешь, когда за тобой твоя жопа прилетииит? Это как не стыдно? Вах! Срочно на диету!
Мне стало вдруг так обидно за того милого мальчика, вполне худенького, на мой вкус, и так стыдно за мою нетанцевальную жопу, явно не подходящую под эти бешеные танцы, даже под эти разговоры, что я срочно перевела тему в другое русло:
– А какие у вас костюмы? – спросила о том, что интересовало.
– Пойдемте, покажу, это наша гордость! – красотка вспорхнула, и мы пошли из зала.
– Манана, принимай! – Манана, костюмер, расплылась в улыбке и распростерла руки, не то защищая все висящие у нее за спиной костюмы, не то мечтая нас обнять.
– У меня тут не совсем костюмерная, а почти музей! Вот этим костюмам по 70 лет, этот помоложе, 55, эти вот совсем новенькие, 7 лет назад сшитые. Это наша гордость! 16 лет с ними работаю, – она говорила о костюмах, как об артистах! – А когда новый танец учим, вы не представляете, что тут у меня делается! Одна Манана, я то есть, на 200 человек!
С прекрасной Нани Брегвадзе
В общем, этот яркий час репетиции сделал мой день! Я поняла, что, во-первых, я вампир – напиталась допьяна и досыта видом дерзких молодых танцующих парней, и, во-вторых, хочу эмоционально хотя бы иногда превращаться в грузинку!
#######
Весь день гуляла по Тбилиси. Погода чудесная, лето, приближенное к бабьему, дышится легко. Просто по туристическому центру гулять не люблю – захожу во дворы-подворотни, лезу на крыши-чердаки, спускаюсь в подвалы в поисках настоящести и красоты. Так везде. Обожаю старые подъезды, пусть чуть трухлявенькие и замызганные людьми и временем, но живые и говорящие, пахнущие бывшим жареным луком и котиками, а на самом деле, жизнью. Какие прекрасности я нашла тут, в Тбилиси! Шедевры! И сразу у меня появилось хобби – фотографировать старые подъезды. Вот один, например. Раньше здесь была модная и роскошная гостиница «Лондон», где останавливались Чайковский и Кнут Гамсун, когда приезжали в город. Чего в этом доме только не было! Во время Первой мировой в нем разместили больницу, через 10 лет Дом крестьянина, потом милицию, а в 60-х отдали гражданам под жилье. Много слышала об этом доме, захотелось побывать.
Такие путешествия из настоящего в прошлое очень редки и сегодня почти не случаются. На этот раз случилось. Вот дверь, не самая красивая, скорее, обычная, но всего лишь шаг – и за ней уже другое измерение. И слышатся какие-то шелестяще-шуршащие шорохи, подобие чуть различимых вздохов, дымок, неизвестно откуда взявшийся в луче света, запахи прошлого, чуть пыльного, с еле уловимым ароматом выцветших духов и лежалого табака, да и лампочка в паутине мигает нехотя…