– О чем задумался мой гость? – заботливо спросил Бату.

– Я думаю, ты был прав, когда сказал, что все в жизни переменчиво. И я рад, что твой отец поступил справедливо, сделав своим наследником самого лучшего из сыновей и не посмотрев, какой он у него по счету, – уклончиво заметил Святозар, решив не лгать, но и не говорить всей правды. – Это наводит на размышления. Но твое предложение так неожиданно, что только глупец ответил бы на него сразу, не обдумав всего как следует.

– Хорошо сказано, – оживился Бату. – Большие дела всегда требуют долгих дум. Ты оказался еще мудрее, чем я считал, и мне так жаль расставаться с тобой, что я передумал. – Он хитро улыбнулся и испытующе посмотрел на Святозара.

Князь побледнел.

– Неужели хан решил первый раз в жизни нарушить свое слово? Или слово, данное врагу, не обязательно к исполнению? Мой отец так не считает. В таком случае тебе трудно будет говорить с ним о вечном мире между нами.

– Ты не понял меня, Святозар, – еще шире улыбнулся Бату. – Мне настолько тяжко расставаться с тобой навсегда, что перед тем, как отпустить тебя, я хочу попросить. Дай слово, что через десять дней ты переправишься через Яик на это же место, где я буду тебя ждать. И помни – это просьба, – поднял он вверх палец. – Если ты не хочешь возвращаться, то не обещай.

– Что ж, я даю тебе его, – быстро ответил Святозар. – Через десять дней мои люди переправят меня на этот берег.

– Я верю тебе, – торжественно произнес Бату.

Князь сдержал обещание. Ровно через десять дней они вновь встретились с ханом на низком левом берегу Яика, куда его доставила ладья. Несмотря на все уговоры, он даже не стал поддевать кольчугу, а из всего оружия взял с собой лишь нож, да и то лишь для того, чтобы было удобнее резать баранину, в изобилии лежащую перед ним на блюде.

Однако Святозар и не держал в тайне того, что с ним произошло. Подробностей, правда, не рассказывал, но скупо поведал, что хан Бату желает заключить с Русью вечный мир. Именно поэтому он и отпустил сына царя всея Руси, даже не взяв с него выкупа.

«Я ничего не обещал ему, государь, – написал он в грамотке, которую нарочные уже на следующее утро повезли в Рязань. – Правду он мне сказывал или умыслил некую тайную зловреду – решать тебе. И еще я дал ему слово вернуться через десять дней. Ворочусь ли жив али нет – на все воля божья. Но ты сам сказывал, что ежели даешь роту[25], пусть и ворогу, то беспременно должон ее соблюсти. Посему поступаю так, яко ты заповедал в своем поучении».

Вопреки ожиданиям пессимистов, Бату при встрече со Святозаром не сделал ни малейших попыток к насильному удержанию князя. Да и вел он себя точно так же – веселился, смеялся, рассыпал массу лестных слов в адрес русичей. Слова Святозара о том, что он уже послал гонцов известить царя о желании хана заключить вечный мир, Бату воспринял как само собой разумеющееся.

Единственный раз он нахмурил брови, когда князь вежливо, но твердо отклонил еще одно его предложение помочь восстановить справедливость. Правда, Святозар по возможности постарался смягчить свой отказ, заявив, что его отец полон сил, чувствует себя бодро, а потому все разговоры о наследстве преждевременны. Как знать, может, через несколько лет он и сам решит поступить иначе.

– Ты говорил, что даже мудрым не дано предсказать, что случится с ними на следующий день. Тем более ни к чему загадывать на многие лета вперед, – заметил Святозар и развел руками. – Никто не ведает, когда придет его смертный час. Разве мало было случаев, когда отец переживал своих сыновей?

– Я понял тебя, князь, – кивнул Бату. – Наверное, ты прав. Что же до мира, то я мыслю так. Помимо надежно защищенной спины для победы над своими братьями, которые стали слишком своевольными, мне нужны сильные союзники. Я боюсь, что твой отец не до конца поверит моим мирным намерениям и не даст мне в помощь своих полков.

Он испытующе посмотрел на Святозара, но тот молчал, спокойно ожидая, что хан скажет дальше.

– Думается, что я найду поддержку, но для этого мне нужно время. Много времени. Поэтому я бы хотел, чтобы ты написал своему отцу о том, что я вновь вернусь сюда на этот берег, когда река покроется таким льдом, чтобы по нему могли ступать кони. Тогда мы окончательно обговорим все условия мира и заключим его на страх всем нашим врагам. Только отпиши, что я хотел бы говорить именно с ним, а не с его послами. Тогда он, если потом захочет нарушить свое слово, не сможет отделаться пустыми отговорками. – Но, заметив, как сразу же насторожился Святозар, Бату усмехнулся и упрекнул собеседника: – Я вижу, что ты не доверяешь мне.

А вот ворота моего сердца перед тобой распахнуты, как полог юрты в полдень жаркого дня. Хоп. Напиши ему, что в знак искренней жажды мира я готов сам приехать в вашу крепость, где скреплю наш договор своей большой печатью. С собой же я возьму не больше десятка воинов. Как видишь, я готов пойти даже на такое и не боюсь целиком оказаться во власти каана урусов, – завершил он свою речь.

«Лишь бы старый волк попал в мою западню, – подумал Бату, продолжая все так же мило улыбаться князю. – А уж я постараюсь, чтобы он нашел там свой конец».

– Я отпишу обо всем этом государю, – кивнул Святозар. – Думаю, что он по достоинству оценит, насколько глубоко твое доверие к нему.

– Тогда мы вновь начнем пировать и веселиться, как подобает друзьям, всегда готовым прийти друг другу на выручку, – улыбнулся хан.

Не всему еще жизнь научила,

Больно стукая носом о дверь:

Если что-то тебе посулили —

Ты посулам не очень-то верь.

Пусть ты сам никогда не забудешь,

Если слово кому-то даешь,

Но тебя – вот уж истинно – люди

Подведут просто так, ни за грош.

Мария Семенова

– Ну почему, почему ты боишься высунуть нос из своей треклятой пещеры?! – ревел от бешенства Бату, в ярости колотя рукой по шершавому серому камню, чуть выступающему из гладкой стены. – Я клянусь тебе чем хочешь, что мои воины повезут тебя так бережно, как не везли в последний путь даже потрясателя вселенной. – Я же все продумал, но если ты не наведешь морока на русичей, то с десятком людей мне со всеми ними не управиться. А ты это можешь, я знаю.

– Могу, – вздохнул Горесев. – Я многое могу. Но еще раз поясняю тебе, что стоит мне пересечь эти горы, как меня тут же обнаружат те, с кем рассорился и от кого бежал мой отец.

– Ты боишься, – усмехнулся Бату. – Но ведь тебя будут постоянно защищать мои воины. И потом, что ты теряешь?! Вот это?!

Он широким жестом обвел все убранство пещеры. Черный человек и впрямь жил небогато. Можно сказать, скудно. Его ложе состояло из обыкновенного ковра, постеленного в дальнем углу прямо на камни. Стол, расположенный в середине, тоже из камня, верхнюю поверхность которого гладко срезала какая-то могучая сила. Каменным был и стул, на сиденье которого лежала обычная циновка, сложенная вдвое. Вот и вся обстановка, если не считать размещенных по периметру всей пещеры каменных полок, на которых в беспорядке валялись свитки и огромные толстые фолианты.