Совладав с собою, Пес обернулся к рекрутам, демонстративно игнорируя Пятака. – При строительстве заимки ведьмы Айсгарда надежно защитили все подступы к ней своим колдовством. Элементалы и те приложили руку. – Он горестно вздохнул и нахмурился. – Боюсь, со временем их магия ослабла. Утратила силу. А гоблин-чернокнижник прознал об этом. – Хранитель осекся и решительно тряхнул головой. – Немыслимо. Последний гоблин-чернокнижник пал в Сумеречной войне.

В его голосе звучала неприкрытая тревога. Дюжина вдруг почувствовала, что промерзла насквозь, и повыше натянула шарф. Охотничья заимка никогда не заменит ей дома, однако два года она обеспечивала девочке пищу и кров, учила искусству выживания. Нельзя отдавать ее на растерзание врагу!

– Гипотеза убедительная, не спорю, – сказал Пятак с другой стороны костра, из-за дыма и жара лицо его исказилось до неузнаваемости. – Однако она не объясняет, почему гоблины забрали именно Семерку, а не Инея или еще кого-то из старейшин.

Тишина.

– Согласен, – кивнул Пес. – Что вам известно о девочке?

Перед внутренним взором Дюжины всплыл образ Семерки, ее смоляные кудряшки. Нет, смоляные кудри были у Фиалки… Девочка тряхнула головой, отгоняя видение, и настроилась на нужный лад.

– Семерка была одиночкой, – поведала она, тщательно припоминая детали. – С ней практически не общались. Она… если так можно выразиться, слегка с приветом, вечно витает в облаках. И отвратительно владеет оружием.

Шестой неодобрительно глянул на соседку.

Дюжина только плечами повела. Из песни слов не выкинешь, хоть и некрасиво обсуждать бедняжку в таком ключе. Поразмыслив, она снова завела рассказ:

– Чувствовалась в ней какая-то странность. Не могу объяснить какая. Что-то в поведении. Это и отличало ее от остальных.

– Может, она владела ценной информацией? – рассуждал Пес. – Или происходила из знатной семьи?

– Она пошла в рекруты, а значит, все ее родные погибли, – констатировал Пятак. – Если они и живы, то едва сводят концы с концами, раз послали ее на заимку. Или, – хихикнул он, – просто сбагрили эту зануду с глаз долой. – Наткнувшись на осуждающие взгляды, Пятак смутился, закашлялся. – Просто размышляю вслух.

– Мыслить – не твой конек, – отрезал Пес и почесал в затылке. – Может, у нее есть выдающиеся таланты?

– Что-то не припоминаю, – откликнулась Дюжина после недолгого раздумья.

– А вы? – обратился Пес к приятелям.

Те угрюмо молчали.

Пес со вздохом опустил голову на лапы.

– Настигнем гоблинов и вытрясем из них всю правду.

Дюжина вытянулась на подстилке и, плотнее завернувшись в шкуры, укрылась сверху плащом; получилось подобие спального мешка. Обхватив колени руками, она смотрела в огонь и думала о Семерке. Только бы с ней ничего не случилось!

Что-то промелькнуло в кронах чуть поодаль от костра. Вскочив, девочка напряженно всматривалась в темноту. Страх ледяными пальцами сдавил горло, и Дюжина невольно потянулась к топорам.

Почуяв неладное, Пес принял боевую стойку, Пятак с Шестым резко сели с оружием наперевес.

В мгновение ока Пес очутился подле Дюжины:

– Что стряслось?

– Там… кто-то есть, – с сомнением пробормотала девочка. Хранитель устремил взор в лесную чащу. Хрум молнией метнулся с ближайшего дерева к хозяйке, его шерстка топорщилась от страха.

– Твоя белка точно когда-нибудь нарвется, – проворчал Пятак, пряча меч обратно в ножны. Шестой с облегчением отложил лук.

– Спите, – успокоившись, бросил им Пес. – Я покараулю.

– Шикарно. – Пятак зевнул. – Тебе цены нет.

Секунду спустя он уже выводил носом рулады.

Дюжину, напротив, снедала тревога. Она откинулась на импровизированную подушку, уверенная, что в кронах резвился не Хрум. Бельчонок дрожал в ее объятиях, не сводя испуганных глаз с леса.

– Ты тоже что-то видел? – шепнула она, в который раз пожалев, что Хрум лишен дара речи.

Девочка крепче стиснула топорища. Голова пухла от мыслей, но это даже радовало – меньше шансов заснуть.

Из полумрака доносилось размеренное дыхание Шестого. Уютно потрескивали поленья, Пес бесшумно сновал вокруг костра. Хрум успокоился, и постепенно на девочку снизошло умиротворение. Веки отяжелели…

Не вздумай спать!

Усилием воли Дюжина распахнула глаза. По спине побежали мурашки. Стиснув зубы, она разглядывала переплетение ветвей. Поравнявшись с нею, Пес замер; на морде отразилось недоумение, вскоре сменившееся пониманием.

– Забыла сонное молоко?

Девочка моргнула в надежде, что отблески костра скроют предательский румянец.

– Да, – помедлив, призналась она напряженным, как ее тело, голосом.

– Я наслышан о кошмарах, – поведал Хранитель после паузы. – Они не убивают. В отличие от недосыпа. Завтра трудный день, ты должна быть во всеоружии.

Дюжина промолчала – спорить не было сил. Она немигающим взглядом уставилась в темноту, пока Пес бродил вокруг костра. Только бы не заснуть, только бы…

Глава 13

Предчувствие катастрофы вырвало Дюжину из омута сна. Она лежала на земле, поросшей упругой густой травой, сквозь кроны приветливо синело безоблачное летнее небо.

Чертыхнувшись, девочка ущипнула себя до крови; дыхание сбилось.

Дул ласковый теплый ветерок, неподалеку звенели голоса. Задорная болтовня, веселый смех, каких не услышишь на заимке. Волосы на голове моментально встали дыбом, сердце лихорадочно забилось.

– Синичка? – окликнул женский голос из-за деревьев.

Дюжина вскочила. В грудь словно вонзили нож. Наяву она почти не помнила мамин голос, но во сне он звучал ясно и отчетливо.

Следом раздался мужской бас, два голоса слились воедино, слов было не разобрать. Им вторил задорный детский смех.

Дюжину захлестнула радость пополам с невыносимой болью. Медленно, почти против воли, она пошла на звуки. Глаза жадно впитывали каждую деталь: в траве желтели солнечные кувшинки, розовели бутончики малютиков. Фиалка так любила плести из них венки.

Дюжина ускорила шаг и через мгновение очутилась на залитой солнцем поляне. На пестром домотканом покрывале сидели мужчина и женщина, две маленькие девочки резвились неподалеку.

Никто не заметил ее появления.

Мужчина выделялся могучей комплекцией. Смоляная борода, глаза цвета грозового неба. Его спутница была высокой и крепко сбитой. Все в ней дышало силой и незыблемостью, кроме поистине воздушных волос: блестящее иссиня-черное облако обрамляло лицо с крупными чертами. Быстрые, сноровистые пальцы плели соломенную корзину, пока мужчина любовно точил лезвия двух топоров.

Дюжина не могла наглядеться на чету, подойдя так близко, что могла бы протянуть руку и коснуться обоих.

– Ну и как быть? – тихо спросила женщина, косясь на детей. – Если не продадим урожай, зимой умрем с голода.

– Знаю, – мрачно откликнулся мужчина. – Но в Эмбере неспокойно, некогда безопасные тропы больше не безопасны. Лесной клан свирепствует из-за сожженных домов; заклинатели деревьев говорят, что их подожгли нарочно. Вождь Ундина переправила плавучие деревни на сушу. Горные икары не высовываются из своих пещер, пустынников оттеснило песчаной бурей. Всех тревожит то, что творится… под землей. – Он уставился себе под ноги, лицо потемнело, будто грозовая туча затмила небосвод.

– Получается, к рынку не подобраться ни безопасной тропой, ни через Эмбердол, ни через лес. – Женщина закусила губу. Птицы, звонко щебеча, гонялись за мошкарой. – Продадим урожай Рифкину, – объявила она чуть погодя. – Конечно, много он не заплатит, зато весь риск ляжет на его плечи, а не на твои.

– Рифкину? – возмутился мужчина, гневно раздувая ноздри. – Он не даст и половины цены!

– Девочкам нужны оба родителя, – отрезала женщина. – А половина – это лучше, чем ничего.

Мужчина медленно кивнул и провел рукою по волосам.

– Можно мне к ручью? – раздался позади Дюжины запыхавшийся