Но пока «Гренвилл» не подвергся абордажу превосходящими силами с вражеского судна, попытаться захватить арсенал могут лишь несколько внезапно исчезнувших человек из числа завербованных бродяг. Их всего пятеро, если даже вообразить, что к ним присоединились недавние охранники, – максимум восемь. Ничего, кроме пистолетов, они на борт пронести не могли. И, значит, двадцать человек, хорошо вооружённых и подготовленных, в том числе и к бою внутри корабельных отсеков, справятся с террористами без малейших усилий. Пусть только осмелятся и попробуют появиться поблизости…

Очень хорошая (для его противников) мысль пришла в голову кэптэну Эвансу – не заморачиваться, разыскивая беглецов по всему кораблю, а поставить ловушку там, куда они непременно придут, если захотят учинить на борту серьёзные беспорядки. Если не захотят, предпочтут прятаться до берега по «крысиным норам», тем лучше. А морской пехоте всё равно где службу нести.

Но с точки зрения серьёзного специалиста решение предельно глупое, самоубийственное, пожалуй. Собрать в одном изолированном помещении, легко блокируемом извне и исключающем какую-либо возможность манёвра, практически всех боеспособных солдат, предоставив противнику инициативу и полную свободу маневра! Да, конечно, огневой перевес на стороне морпехов, но отчего бы не подумать, что в таких именно условиях может предпринять неприятель, какое нестандартное решение принять?

Остальные члены экипажа заняты своими, весьма конкретными и сложными матросскими и офицерскими делами, отвлечься от которых после сигнала боевой тревоги практически невозможно: ведут корабль, стоят у орудий, котлов и турбин, обеспечивают живучесть и непотопляемость, наблюдают за далёким горизонтом, а не за тем, что творится у них за спиной и под ногами. На это поставлены совсем другие люди.

А этих «других» – всего полсотни. Тридцать распределены по прочим предписанным уставом и приказом местам, от бака до юта и от киля до клотика, причём – всего по два-три человека, зато два полных отделения полного штата, во главе со своими сержантами. Да ещё и ротный командир вдруг решил, что должен находиться в самом угрожаемом и важном пункте, то есть здесь. Не там, откуда удобнее принимать решения и руководить, а там, где с врагом можно встретиться лицом к лицу. Как говаривал Козьма Прутков: «Усердие всё превозмогает. Порою и рассудок».

Каждый боец штурмовой группы держал перед внутренним взором картинку – план батарейной палубы, как и где расположился в её выгородках каждый из вражеских морпехов. Точнее – где кто находился минуту назад. Вряд ли за истекшее время дислокация могла сильно поменяться.

Уваров покачал руками с четырьмя гранатами, по две в каждой, поставленными «на удар», как бы примериваясь перед броском. Снова вдруг вспомнилась Варшава, дворец Бельведер, такие же гранаты… И что было потом[21]. За ним стал унтер Кузнецов, тоже с четырьмя «ФК». Басманов удовлетворил его просьбу. Остальные взяли на изготовку взведённые автоматы.

– Давай! – выдохнул Уваров.

Бекетов, имеющий привычку обращаться с судовыми дверями и запорами, изо всех сил толкнул запорный рычаг, потянул на себя дюймовое броневое полотнище. Дверь раскрылась на половину своего распаха, и в метровый просвет полетели все восемь гранат. Кидали не просто так, куда придётся – Уваров швырнул свои на всю глубину отсека, до самого заднего траверса палубы, с расчётом на рикошеты, а Егор – аккуратно, как сеятель зерно из лукошка, чтобы все легли веером, от борта к борту, но не дальше десятка метров от входа.

Бекетов, только мелькнули мимо него сероватые рубчатые яйца, навалился на дверь, чтобы успеть захлопнуть, пока и им не досталось.

Успел!

Восемь взрывов громыхнули вроде бы разом, но на самом деле вразнобой, с полусекундными интервалами, гранаты рвались «по готовности», в зависимости какая раньше долетала до переборок и палубного настила.

По Варшаве Уваров помнил, как выглядит эффект гранатного залпа в замкнутом помещении. Так в Бельведере хоть огромные, от пола до потолка окна были, и двери деревянные, взрывной волне было, куда уходить. А здесь – со всех сторон глухой металл, даже иллюминаторы, небольшие, человеку не пролезть, задраены. Вся энергия почти килограмма флегматизированного гексогена в доли секунды несколько раз отразилась от переборок, да и сотни осколков, рикошетя, несколько раз перекрестили внутренний объем палубы во всех направлениях. Да ещё существует такое понятие, как «кумуляция взрыва», когда ударные волны, догоняя и перекрывая друг друга, значительно усиливают собственную мощность.

Боеспособных солдат после этих мгновений грохота, пламени, визга осколков по стали, мгновенного, неосознанного ужаса и инстинктивных вскриков в палубе не осталось. Десяток был сразу убит наповал, остальных разбросало по сторонам, посекло неровными, острыми на изломе осколками некоего подобия фарфора, того, что идёт на изоляторы линий электропередач. Гораздо более противная вещь, чем старый добрый чугун, да вдобавок рентген этот материал показывает очень плохо.

– Всем стоять! – скомандовал Уваров своим бойцам. Сам шагнул через комингс во вновь открытую Юрием дверь, за ним – Кузнецов, имевший привычку к работе в таких вот закрытых, тёмных, задымлённых, поражённых вражескими снарядами или торпедами внутренних помещениях корабля.

Здесь действительно было темно, все плафоны и распределительные щиты разбило, открытую проводку порвало, нестерпимо воняло сгоревшей взрывчаткой, и очень пригодились бы изолирующие противогазы. Но – чего не было, того не было.

– Фонари сюда! – крикнул Уваров, высунувшись наружу и глотая сравнительно свежий воздух.

В комплектах снаряжения валькирий компактные и мощные фонари имелись, хотя здесь больше пригодились бы ноктовизоры с подсветкой.

Марина и Инга проскользнули мимо командира, их организмы легче переносили ядовитый дым, начали шарить фонарями вокруг. С затянутыми втугую задрайками иллюминаторов возиться было некогда.

– Живых вытаскиваем!

К двум девушкам присоединились остальные.

Басманов с Уваровым и Бекетов открыли тамбур трапа, ведущего с батарейной палубы на спардек. Сразу стало светлее, сквозняк потянул дым в подпалубные помещения.

– Слава богу, пока без стрельбы обошлись. Теперь лучше всего – рывком на мостик. Оттуда и отстреливаться удобнее, и командира заставим по громкой связи приказать команде сдаваться.

– А не захочет? – спросил Юрий.

– Захочет, – коротко бросил Басманов, и, глянув ему в лицо, любой бы понял, что сомнения здесь неуместны.

Он предполагал, что, как и в истории с «другим» английским флотом, случившейся для него пять лет назад, по другому счёту – девяносто, а на самом деле, может быть и миллион лет вперёд[22], всё командование окажется, как ему и положено, в боевой рубке или на ходовом мостике, и взять их всех можно будет разом, быстро и без проблем.