Словом, у моих героев Игната и Маши случилась нормальная человеческая любовь. И поняли они это оба, когда Игнат тащил Машу домой на руках. «Они наверняка скоро поженятся – так думали соседи, когда наблюдали в окошко или с балкона, как эти двое бегут друг к другу дворами, как Игнат провожает Машу, как они подолгу не могут расстаться и подолгу разговаривают, склонив заговорщицки друг к другу головы, хохочут или молчат, – абсолютно по-людски поженятся, в загсе сообщат о своем намерении государству, по местным традициям поедут венчаться в храм у крепости».

Игнат пошел к отцу с повинной сам.

Потом он поменял замки, не пожалел денег и поставил навесные, но кодовые.

Машка валялась дома с растяжением связок и рассуждала:

– Я вообще-то знаю, почему Аргидава никогда и никому не сдалась. Как бы ни завоевывали ее – осадой ли брали, штурмом ли, – не сдавалась и стояла непокоренная, – однажды сказала Машка, перебинтовывая туго щиколотку и глядя на Игната снизу вверх исподлобья.

– Почему? – спросил Игнат, опустившись на колено, чтобы помочь заколоть тугую эластичную повязку.

– Видишь ли, у нее женский характер. И те, кто пытался ее завоевать, хотели ее… как бы это сказать… словом, они хотели ее разрушить, понимаешь? Она вообще-то никому не была нужна на самом деле. Завоевателям просто надо было утвердиться. Они бы ее разрушили и пошли дальше. А уж когда пошел слух, что она не сдается, что никто ее не может одолеть, завоевать, о, тут уже и разгорелся тот самый мужской интерес. Война – это ведь мужская игра. Одни завоевывают, другие сдаются. Потом наоборот – новая битва и реванш. А женщина, она просто не сдается. Не сдается, и все. К тому же та, что хранит в себе тайну.

– Надо искать этого, в кепке, – предложил Игнат.

– Ну вряд ли он. – Ася пожала плечами. – Что ж он, не понимает, что мы его сразу высчитаем?

– Вот как раз он и уверен, что на него ты и не подумаешь. Тут ведь как, смотри: раз он к тебе подошел, предложил проводить к мосту, где стоит кузница, то ты его подозревать и не будешь, потому что, раз он первый подозреваемый, его и подозревать нечего. Поняла?

– Нет, – честно помотала Ася головой.

– А ты?

Маша тоже не поняла.

– Ну ладно. Ты помнишь, какой он был?

Ася пожала плечами, цапнула с Машиного письменного стола какой-то клочок бумаги и принялась рисовать. На листке постепенно появлялось лицо, немного затененное козырьком кепки.

Игнат долго разглядывал рисунок.

– Мне кажется, я его не раз видел. То ли в городе, то ли на рынке… Короче, я где-то его видел.

Маша потрясенно уставилась на рисунок.

– Это же… – Машка даже охрипла от волнения. – Это же Варерик! Варерик. Он жил здесь, в Желтом доме. Потом его семья вдруг стала выигрывать в лотерею: сначала холодильник, потом автомобиль, потом еще что-то… Они переехали куда-то. Странная история. Говорили, что Варерика в тюрьме зарезали. А он, оказывается, жив-здоров.

– Ага. И продолжает заниматься любимым делом.

– Каким? – хором спросили непонятливые девочки.

– Ворует он. – Игнат потер лоб ладонью. – Только зачем ему старые ключи?

– Старинные, а не старые, – подсказала Ася. – Сплав там какой-то… Ковка…

– Неужто он такой грамотный вор, что знает толк в старине?

– А что там такого, в вашем подвале, что может быть интересно этому Варерику?

– Да мы сами еще не знаем. Но что-то же ему интересно!

В тот же день Кепка, опознанный Машей как Варерик, пришел в дом, где домработницей долгое время служила его мать. Впервые с тех пор, как чудом досрочно освободился, он не испытывал никакой робости.

– Я тебе сказала, не приходи сюда, когда хозяин дома, я тебе говорила! К бабке иди! – шипела его мать Катерина, пытаясь тихо вытолкать непутевого сына за дверь, шлепая его кухонным полотенцем как в детстве.

– Я не к тебе, мать, – взревел Варерик, – я к хозяину! Я принес ему интересное что-то!

– Я передам. – Мать не собиралась впускать сына, боясь хозяйского гнева.

– Кто? – хрипло, раздраженно послышалось из глубины квартиры.

– Тут нашел кой-чего! – Варерик, вытянув шею туда, в сторону голоса завопил: – Лексейсаныч! Древнее нашел, редкое, как вы приказали, Лексейсаныч!

– Тихо! Не ори, идиот! Пусти его, Катерина. Дверь запри.

Варерик, победно глядя на мать, бренча ключами, прошел в комнаты.

Через полчаса он вышел, запихивая в подкладку кепки купюру. А вслед раздался голос:

– Катерина! Покорми его.

Варерик по-хозяйски прошел на кухню.

– Денег тебе дали? – косясь на сына, Катерина подавала на стол.

– Не дам. Не проси. Лексейсанычу скажу! Бабке отдам…

– Бабке… – проворчала тихо и зло Катерина.

Видение

…Берут себе в мужья обычных смертных мужчин, с ними не считаясь. И живут среди обычных людей. Способные сохранять покой в холодном сердце и самообладание при любых поворотах судьбы.

Слабеют только от зависти и любви. Но если за чувство зависти можно отомстить, то любовь делает их совсем слабыми, хрупкими, ломкими, как мерзлые ветки, отчего погибнуть легко.

Равке. Кормилица Равке. Все боятся ее и обходят, если ковыляет та навстречу, глядя себе под ноги, что-то выискивая на земле. Но примечает все, и, уж если подымет голову, непременно головой дернет и кинет взгляд свой острый прицельно, как стрелу, и следом заливается смехом счастливым, детским, звонким, леденящим. И все, кто слышит смех этот, знают, что беда у кого-то, кто встретил ее на пути.

Свирепеет ведьма Равке от зависти и взбивает вокруг себя воздух, вызывая бури и ураганы. Преследует, унижает и разрушает Равке тех, кому вдруг позавидовала. Уничтожает с подмогой чужой стрелы, но прицеливает ее в самое горло обидчику, свистящую, страшную, с костяным шариком внутри, какую сама придумала для чада своего возлюбленного, для Младшего, чтобы войско его страх и ужас навевало на противника неземным, сверхъестественным воем и свистом, издаваемым дождем выпущенных стрел с костяными дырчатыми шариками.

Слабела Равке от любви к вождю, без памяти любившая его, Младшего, и кормившая его молоком своим до тринадцати лет.

И ведь многих подчинила она силе своей. И детей нелюбимых, коих родила да покинула равнодушно, алчных и крепких, что расползлись, разошлись по земле, зацепились, как сорнячное семя, где придется и дали по всему свету сильное потомство колдунов, разбойников, ведьм-бормотуний, отравителей и убийц, да и пустую ветвь злющих, бездушных, мстительных, от которых тоже была и есть польза: их всего-то надо заставить завидовать.