Гоби положила конец моим сомнениям одной только репликой; она повернулась ко мне и сказала:

— Но ты же все еще девственник.

— Что? Нет! Нет!!!

Но она уже снова высунулась в окно и вовсю палила из пушки:

— Я слышала ваши разговорчики по телефону!

— Ты! Ты подло вторглась в мою личную жизнь! Да это все были шутки. Девственник — это просто дурацкое прозвище, кличка.

— Твоя кличка — Девственник?

— Да, просто шутливое прозвище, это как… как когда самого высокого парня в классе называют малышом.

— Так у тебя было много подружек?

— Много, да… Более чем.

Я поморгал, пытаясь определить, на какой улице мы находимся. Похоже на Перл-стрит, разве что, по моим подсчетам, мы должны были бы находиться немного севернее, на Трибека — или я ошибся? Но тут улица кончилась, и я увидел Памятник 11 сентября, что вполне соответствовало моменту: полицейская машина висела у нас на самом «хвосте» и грозила вот-вот обогнать, если Гоби не удастся подстрелить водителя. Но тут фары позади нас исчезли.

— Мы оторвались, — сказал я. — Ведь мы оторвались? Я их больше не вижу.

Гоби сползла на сиденье и посмотрела в боковое зеркало.

— Зато у нас теперь другой «хвост».

— Что? Я никого не вижу.

— На этот раз это не полиция. Черный «Хаммер», через шесть машин за нами.

— Ты так далеко видишь?

Я свернул шею, но «хвоста» не заметил.

— А кто в той машине?

Она не ответила, сверяясь со своим «Блекберри». Лицо у нее было озабоченным, а выражение мрачнее, чем раньше. Она что-то знала, но не собиралась делиться этим со мной. Впереди на светофоре загорелся красный.

— Проезжай.

— Я думаю, не стоит…

— Немедленно!

Я надавил на педаль газа. В ту же секунду сзади нас нарисовался «Хаммер», которого я не замечал раньше в потоке машин. Он резко перестроился в правый ряд позади нас и мгновенно набрал такую скорость, что едва ли не поравнялся с нашим «Ягуаром». Я был как раз в середине перекрестка, перекрывая движение с боковых улиц. «Хаммер» только усугубил ситуацию, выехав на перекресток следом за мной. Вокруг визжали тормоза, машины сигналили что есть мочи. «Хаммер» висел у меня на «хвосте»; он зацепил правый бампер какого-то такси и, по-прежнему ускоряясь, приближался. Тут заднее стекло нашего «Ягуара» взорвалось брызгами осколков от пистолетного выстрела, и я почувствовал, как кровь хлынула по жилам с утроенной скоростью. Кажется, я заорал.

— Они стреляют! Они стреляют в нас!!!

— Налево! — крикнула Гоби. — Вон по той улице. Следи, чтобы руки не дрожали, веди ровнее.

Она расстегнула наручники, и я почувствовал облегчение хотя бы в руках.

— Гони!

Я сжал руль, одновременно стараясь посмотреть назад через плечо.

— Да кто они такие, в этом «Хаммере»?

Гоби не ответила. Я ехал со скоростью сорок миль в час вниз по пустынной улице с выключенными фарами, молясь только о том, чтобы никого не сбить. Впереди я увидел огни большой улицы, и тут до меня дошло, что времени остановиться, чтобы подождать и плавно свернуть на эту улицу, у меня не будет. Я понял, что мне предстоит сворачивать на нее на полной скорости. Только бы там было поменьше машин!

«Ягуар» выскочил на перекресток, и я тут же повернул направо, потому что это было легче, чем повернуть налево. Мы были на авеню А — и как только мы здесь оказались? Я утратил ориентацию в пространстве и совершенно не понимал, в какой точке Манхэттена мы находимся, а теперь мы вдруг оказались здесь, и «Хаммера» позади видно не было. Я почувствовал, как эндорфины смешиваются внутри меня с огромной дозой адреналина, создавая ядерную смесь. Грудь сдавило, и я понял, что последние двадцать секунд вообще не дышал.

— Мы оторвались?

— Пока да.

Я резко затормозил, паркуясь, так что Гоби дернулась вперед на сиденье. Ее сумка упала на пол машины, и пистолет выскользнул.

Это был один из тех моментов в жизни, когда понимаешь, что будущее зависит целиком и полностью от того, что ты сейчас сделаешь. Даже не думая, я нырнул вниз, схватил пистолет обеими руками и направил его на Гоби. Кажется, она удивилась. И похоже, на нее — произвело впечатление то, с какой скоростью я «перевернул табло» и изменил ситуацию в свою пользу.

— Неплохо, Перри. Быстро учишься.

— Заткнись, — сказал я.

Пистолет прыгал у меня в руках, но мне было на это наплевать.

— Выметайся из моей машины.

Она не шелохнулась:

— Ты хочешь сказать, из машины твоего папочки?

— Да называй как хочешь. Не знаю, почему ты выбрала меня, когда затевала всю эту хрень, но с меня хватит. Поняла? Я выхожу из игры. Мне восемнадцать лет, в конце концов. Через месяц я заканчиваю школу, и я в списке поступающих в Колумбийский университет… И все это — что бы оно ни значило — не входит в мои планы.

— Так ты что, убить меня собрался?

— Да, если придется.

— Хорошо.

— Что?

— Давай, пристрели меня. У тебя пистолет, он заряжен.

Она выжидающе смотрела на меня:

— Но сначала сними его с предохранителя. Там сбоку. Хотя ты этого не сделаешь, духу не хватит.

— Ты что, правда так думаешь?

— Я не думаю, я знаю.

— Ну так ты ошибаешься.

Все еще держа ее на мушке, я снял пистолет с предохранителя. Одновременно я вдруг услышал и шум города, и шорох шин проезжающих машин, и раскатистый рык метро, и говор миллионов людей, разговаривающих, едущих в машинах, живущих своей жизнью. Я почувствовал запах кофе и сигарет, духов и мокрых деревьев, разлитый в воздухе. Все вдруг вспыхнуло такими яркими красками, словно мое сердце и легкие включили на двойную мощность. Стук собственного сердца, каждый вдох и выдох резонировали у меня в груди и отдавались в голове.

На секунду мы с Гоби встретились взглядами, и я увидел, что она… молча улыбается. Ей нравилось происходящее.

И она сказала:

— Подожди.

Что вы предприняли или сделали сами за последний год или два, что не имеет отношения к учебе?