Он не знал, как долго просидел там, плача, пытаясь не видеть и не слышать своего коня, пока, наконец, Непобедимый не затих. Он лежал на снегу, тяжело дыша, его глаза, полные страдания, метались.

Артас, не чувствуя тела, как-то подошел к животному. Каждый вздох был мукой, но он пересилил эту боль. Это была его ошибка. Его ошибка. Он положил большую голову коня себе на колени, и на счастливый миг ему показалось, что он не на снегу с раненным животным, а в конюшне, в которой кобыла родила Непобедимого. Тогда все только начиналось, и ничто не предвещало такой печальный конец, которого можно было бы избежать.Слезы закапали на широкую скулу коня. Непобедимый вздрогнул, тяжелые веки поднялись, обнажив карие глаза, в которых сияла тихая боль. Артас снял перчатки и нежно провел рукой по серой морде, заляпанной багровыми пятнами крови, чувствуя тепло жеребца. Медленно он снял голову коня с коленей, встал на ноги, и потянулся согревшейся рукой за мечом. Его обувь впитывала красную лужу посреди расстаявшего снега.

– Мне жаль, – сказал он. – Мне очень жаль.

Непобедимый был спокоен, доверчиво смотря на него, как будто понимал, что сейчас произойдет, как будто понимал – так надо. Этого Артас не мог вынести, лицо снова залили слезы, застилая перед ним все. Он с трудом вытер их.

Артас поднял меч и резко опустил его вниз.

По крайней мере, он сделал все правильно; один-единственный сильный и холодный удар прямо в горячее сердце Непобедимого. Он чувствовал, как меч пронзает кожу, плоть, как разрезает кости и даже входит в землю. Непобедимый выгнулся в последний раз и неподвижно замер.

Когда снегопад утих, его нашли Джорум и Джарим. Он согнулся над застывшим телом некогда великого коня, полного жизни и сил. Когда старик наклонился, чтобы поднять его, Aртас вскрикнул от боли.

– Мне жаль, парень, – сказал Джорум невыносимо добрым голосом. – И за то, что причинил тебе боль, и за это несчастье.

– Да, – слабо ответил Артас, – несчастье. Он поскользнулся…

– Неудивительно, при такой-то погоде. Уж слишком быстро началась эта буря. Вам повезло, что остались живы. Пойдемте к нам в дом, мы пошлем кого-нибудь во дворец.

Отдавшись в сильные руки фермера, Артас спросил:

– Вы же похороните его… здесь? Чтобы я мог его навещать?

Бальнир обменялся взглядом со своим сыном, затем кивнул.

– Да, конечно. Он был благородным конем.

Артас в последний раз посмотрел на тело коня, которого он звал Непобедимым. Все верили, что это был лишь несчастный случай, и он не стал их в этом разубеждать, не в силах перенести правду, что все произошло по его вине.

И он дал клятву, что если кто-либо еще когда-либо будет нуждаться в защите – что если нужно будет принести жертву ради благополучия остальных – он сделает это.

– Чего бы это ни стоило, – подумал он.

Лето было в самом разгаре, и беспощадное солнце пекло голову Его Высочества Принца Артаса Менетила, пока он ехал по улицам Штормграда. Настроение у него было скверным, несмотря на то, что этого дня принц с нетерпением ждал всю свою жизнь. От солнца накалилась броня, и Артас думал, что зажарится до смерти еще до того, как достигнет собора. Он сидел на своем новом коне, который только лишний раз напоминал, что эта сильная, хорошо обученная и воспитанная лошадь не была Непобедимым, погибшим несколько месяцев назад и по которому он горько тосковал. Тут он заметил, что даже не задумывался над тем, что ему придется делать на церемонии.

Отец ехал рядом, и, казалось, не замечал раздражения сына.

– Это долгожданный день, сын мой, – сказал Теренас, поворачиваясь, чтобы улыбнуться Артасу.

Несмотря на зной и немалый вес шлема, Артас был ему рад; он скрывал лицо, а сейчас он вряд ли смог бы убедительно улыбнуться.

– И правда, отец, – спокойно ответил он.

Это было одно из самых больших празднований, которые когда-либо видел Штормград. Помимо Теренаса, по белым городским мостовым к великому Собору Света, поврежденному во время Первой Войны, но теперь стоящему в еще большем великолепии, вереницами стекались короли, дворяне и знаменитости.

Друг детства Артаса, Вариан, король Штормграда, теперь уже был женат и даже стал отцом. Он распахнул двери дворца всем посетившим его в этот день властителям и их свитам. Вчера он весь вечер просидел с Варианом, попивая мед и разговаривая о том да сем, и это, пожалуй, было для Артаса самым лучшим, что с ним произошло за все путешествие. Болезненный, травматичный юноша за десять лет превратился в уверенного, красивого и мудрого короля. Где-то ранним утром, после полуночи, они пошли к складу оружия, достали деревянные мечи, и так и дрались друг с другом до самого рассвета, смеясь и вспоминая прошлое, хотя после выпитой ими медовухи они на мастеров меча как-то не были похожи. Вариан, которого обучали еще с раннего детства, всегда был на высоте, и, позрослев, он стал даже лучше. Но и Артас выкладывался так хорошо, как только мог.

Теперь же его ждала сплошная формальность, броня до безумия накалилась, а внутренний голос ворчал, что он не заслужил той чести, что намеревались ему оказать.

Иногда Артас делился своими чувствами с Утером. Грозный паладин, который был олицетворением Света для Артаса, с тех самых пор, как он его помнил, ошеломил его своим ответом.

– Парень, никто не чувствует себя к этому готовым. Никто не чувствует, что он заслуживает этого. И знаешь почему? Потому что никто не заслуживает. Его сияние, чистоту и простоту. Мы никогда не достойны, просто потому, что мы человечны, и все люди, да и эльфы, и дворфы, и все остальные расы – не лишены недостатков. Но, так или иначе, Свет любит нас. Он любит нас за то, чем мы в редкие моменты можем стать. Он любит нас за то, на что мы можем решиться, чтобы помочь другим. И он любит нас, потому что мы можем помочь ему разделить его послание, каждый день стремясь быть достойными, даже понимая, что мы никогда не сможем стать таковыми.

Он хлопнул по плечу Артаса, дав ему свою простую улыбку, нечасто играющую на его лице.

– Так стой там сегодня, как стоял я, чувствуя, что ты, возможно, не сможешь заслужить его и никогда не станешь достойным, и знай, что ты находишься на том самом месте, где когда-то стоял каждый паладин.

Это немного успокоило Aртаса.

Он распрямил свои плечи, убрал забрало, и, улыбнувшись, помахал толпе, которая весело приветствовала его. На него бросали лепестки роз, и откуда-то проревела труба. Они достигли собора. Артас спешился, и конюх увел его скакуна. Другой слуга взял шлем, который только что снял принц. Его светлые волосы были влажными от пота, и он быстро стянул с себя латные рукавицы.

Артас никогда не был прежде в Штормграде, и он был впечатлен смесью мощи и благоговения, излучаемого собором. Медленно он двинулся по покрытой коврами резной лестнице, радуясь прохладе здания. Аромат ладана успокаивал и был знаком; такой же его семья жгла в маленькой часовне.