сложно. После первого нападения обычно возникал порыв укрепить оборону и атмосфера повышенной бдительности и боеготовности. Но затем возвращалась рутина и постепенно все сходило на нет. В конце концов польза от наблюдательных вышек была, только если на них находились люди, а от военных кораблей — только если их поддерживали в хорошем состоянии, — и то и другое имело свою цену. Междоусобные войны и политические распри тоже никак не способствовали обороне, как можно видеть на примере удручающе неэффективной реакции разобщенных франков в сравнении с согласованными ответными действиями Кордовского эмирата.

Борьба с пиратством на море

На море против пиратов применялись разные оборонительные тактики. Если мореходам предстояло опасное путешествие, они старались выбирать крупные и хорошо вооруженные корабли. Подходящая иллюстрация — дромон, захваченный флотом ярла Рёгнвальда: он не только обладал внушительными размерами, но вдобавок имел многочисленный экипаж и к тому же был вооружен сифонами с греческим огнем, по эффективности не уступавшими современным огнеметам. Такие плавучие крепости были не беззащитной добычей, а серьезным противником, способным оказать сопротивление чуть ли не самым отъявленным головорезам{106}, — это объясняет, почему до появления бортовой артиллерии мореплаватели, желавшие избежать пиратских атак, предпочитали крупные корабли. В XV веке, например, чтобы обезопасить рискованные, но чрезвычайно прибыльные плавания в Александрию и Бейрут, венецианский Арсенал построил огромный трехпалубный корабль с внушительными башнями на корме и носу, укомплектовал его командой из 100–150 хорошо вооруженных солдат и снабдил их четырьмя бомбардами с дальностью стрельбы в 600 шагов{107}. Подобные «плавучие крепости» ходили и в восточных морях. В этих водах мореходы предпочитали крупные джонки, которые часто тоже оснащались чем-то вроде огнеметов. В северных морях Ганзейский союз для своих торговых маршрутов использовал в качестве плавучих крепостей сопоставимые по размеру когги, экипаж которых обычно вдвое превышал необходимый для плавания.

Другим способом защититься было действовать сообща, и корабли нередко шли караванами: дромоны, галеасы или когги, плывущие вместе, обычно отпугивали пиратов, и в эпоху господства в Средиземном море итальянских великих морских держав — Венеции, Пизы и Генуи — такая практика стала нормой{108}. Были и нерегулярные торговые плавания — те, что сегодня именуются трамповыми рейсами, но суда, перевозившие ценные грузы, находились в ведении организованной системы конвоев, или «муда» (muda). Именно так шли корабли через все Средиземноморье в Левант или по Атлантике во Фландрию и Антверпен. Караваном командовал адмирал или капитан (capitano), в подчинении которого для дополнительной охраны обычно было несколько боевых кораблей{109}. В северных водах Ганзейский союз формировал конвои из купеческих судов для защиты своего судоходства от виталийских братьев и ликеделеров. На востоке, согласно «Хроникам империи Мин», происходили пиратские нападения на китайские караваны, то есть и здесь существовали организованные конвои, вероятно, сопровождаемые боевыми кораблями. Однако более подробных сведений об этом в доступных источниках нет.

Уберечься от пиратов позволяло и одиночное плавание на быстроходном и маневренном судне. Капитаны таких кораблей знали, что присоединение к конвою стоит немалых усилий. Во-первых, полагалось дожидаться, пока соберутся все суда перед отправлением; многие капитаны «яростно возражали против того, чтобы ждать» в месте сбора{110}. Во-вторых, скорость движения конвоя равнялась скорости самого медленного из его судов. Искушение отплыть в одиночку, несмотря на правила и нормы, наверняка было немалым, особенно если учесть, что конвой, везущий ценный груз, привлекал внимание всех пиратов региона независимо от того, сопровождали его военные корабли или нет. Наконец, высока была вероятность, что конвой в любом случае будет рассеян враждебными ветрами и течениями, а отбившиеся и оставшиеся без защиты суда станут добычей пиратов. Если же капитанам быстроходных кораблей удавалось отплыть в одиночку, воспользовавшись своей маневренностью, а море оказывалось свободным от пиратов, плавание получалось легким. Но не следует забывать, что пираты представляли собой лишь одну из угроз, с которыми сталкивались мореплаватели, — внезапные шквалы, штормы, не отмеченные на картах рифы и отмели, скорее всего, наносили больший урон кораблям на протяжении столетий, чем пиратские нападения.

Охота на пиратов

Использование военных кораблей в качестве эскортов было ответной мерой на действия пиратов. Более эффективный способ состоял в отправке на охоту за ними боевых кораблей — поодиночке или эскадрами. Успешность подобной стратегии зависела от численности: от количества заведомо действующих пиратских судов в море и числа имеющихся в распоряжении боевых кораблей. Пиратских, за редким исключением, всегда было больше. Тому было несколько причин. Во-первых, не каждый боевой корабль подходил для охоты на пиратов — многие из них строились для сражений с другими военными судами, соответственно, они были большими и неповоротливыми, а их глубокая осадка не позволяла им заходить на мелководье. К примеру, такие корабли, как тяжелые галеасы в Средиземном море или когги на севере, можно было использовать против пиратов только в сопровождении нескольких более мелких и быстрых судов. К организации смешанных антипиратских флотилий, обладающих одновременно высокой огневой мощью и большой скоростью, прибегали и Венеция в Средиземноморье, и Ганзейский союз в Северном и Балтийском морях. Во-вторых, концентрация ресурсов и отправка множества кораблей в места предполагаемого скопления пиратов означали, что другие области оставались без патрулей, и разбойники могли чувствовать себя там вольготно. Наконец, морские державы с обширными торговыми связями патрулировали огромные водные пространства и нуждались в защите своих берегов от регулярных боевых кораблей враждебных государств. Потому даже в лучшие времена кораблей для охоты на пиратов не хватало.

Охота на пиратов зависела также от удачи, от осведомленности о возможных укрытиях и таких местных условиях, как рифы и отмели, течения, погода и ветры. Она требовала также изрядного терпения, как можно видеть на примере первой крупной антипиратской экспедиции дона Перо Ниньо, которую он провел в 1404 году по приказу своего короля для того, чтобы разгромить могущественных кастильских пиратов, беспрепятственно нападавших на торговые суда между Испанией и Левантом. Бросив якорь в Картахене, Перо Ниньо узнал, что два известных кастильских пирата, дон Гонсалес де Моранса и второй, по имени Арнаймар, только что напали на купеческий корабль у берегов Арагона{111}. Он выслеживал их на протяжении нескольких недель, но, не сумев захватить их вместе с кораблями, обнаружил обоих в Марселе, где проживал антипапа Бенедикт XIII. Оказалось, что эти кастильские пираты находились у антипапы на жалованье; тот дал им лицензию, сделав каперами. Последовало напряженное противостояние, и, пока Бенедикт отвлекал Перо Ниньо и его команду, два кастильских пирата сумели бежать, направившись в сторону Корсики и Сардинии. Перо Ниньо преследовал их до Сардинии, но затем потерял след. Зато в арагонском порту Альгеро он обнаружил трех других подозреваемых в пиратстве. Хотя их корабли были хорошо вооружены и защищены