Он говорит:

– Да.

– ВИЧ? – спрашиваю.

– Да.

– Чем тебе помочь?

Отвечает:

– Не знаю, я заживо гнию, и никто ничего не может сделать.

За ним девчонка. Ребенку год. Пособие мизерное, родных нет, сама голодная, и ребенок голодный. Мне бы, говорит, его только дотянуть до садика, а там я работать пойду, и мы проживем. Помогли немножко, будем контролировать. С голоду-то точно умереть не дадим.

Зашли мужчина с женщиной. У сына обнаружили рак. Бились до последнего. Продали трехкомнатную квартиру за три миллиона восемьсот тысяч. Сделали сыну несколько дорогостоящих операций. Сколько-то протянули время. Потом сын умер. Они живут в садовом домике. Квартиры у них нет. И вот им должен прийти налог за проданную квартиру – четыреста с лишним тысяч. Пришли советоваться. Смотрим, как оформить налоговый вычет.

Пришел юрист по фамилии Масло. Он работал в Уставном суде. Уставной суд – это удивительная субстанция. Делать там особо ничего не надо, зарплаты там гигантские, а пенсии по двести тысяч. Мало того, решения Уставного суда оспариванию не подлежат. Нормально так устроились. И вот этот парень вошел в конфликт с председателем суда Пантелеевым. Сначала у этого парня провели обыск, потом его просто заперли в кабинете на пять часов и применяли физическую силу. Он попытался сбежать через окно второго этажа. Получил травмы, повредил руку, одиннадцать швов на брови. Сделали операцию. Прошло уже более полугода. Парень жалуется, что у него еще украли там вещи. Продолжают угрожать. Он реально боится за свою жизнь, а уголовное дело так и не возбуждают. Какие милые люди там, в Уставном суде.

Две женщины подряд зашли по ветеранству. У одной пятьдесят лет стажа, у другой пятьдесят один. У одной отец на фронте погиб, а у другой инвалидом вернулся. Распаковывают полиэтиленовые пакетики, показывают трудовые, значки ударника и прочие бережно хранимые и дорогие сердцу мелочи. И когда пенсия восемь тысяч, то прибавка к пенсии в восемьсот рублей для них, конечно, существенная. Даже не знаю, как их утешить, может, рассказать, что у судей Уставного суда пенсии по двести тысяч?

Потом много еще было людей со своими бедами и проблемами. И уже в конце, когда мы все очень устали, пришли парень с женой и маленькой дочкой по поводу детского сада. Последние зашли. Это у меня уже силы кончались вообще. В тот момент сидела в кабинете женщина с Сортировки. У ее соседа снизу случился пожар, квартира выгорела напрочь, и огонь поднимался в ее квартиру так, что треснули наружные стены. Наступает зима, и надо делать ремонт. Мы стали искать варианты, а она вдруг говорит: эту квартиру вы мне помогли получить в две тысячи седьмом году, когда были депутатом Госдумы. А парень, который с женой и дочкой, вдруг услышал это и говорит: «Вы нам тоже помогли квартиру получить. Мы же детдомовские, много лет на очереди стояли, а потом к вам на прием пришли. Вы сумели договориться, и нам дали квартиру». Я понял, что именно это мне надо было услышать в конце дня, и улыбнулся.

14.03.2014

Восемь лет назад мне позвонил один бывший спецназовец.

Говорит:

– Аня умерла.

Я даже сразу не понял.

…Бывший спецназовец жил в своем доме возле цыган, дружил с ними, помогал развозить и прятать героин. Цыгане ему доверяли. Дочь его, Аня, стала колоться. Когда-то всерьез тренировалась, мастер спорта. Превратилась в свинью. Стала торговать героином. Попала к нам. Мы уговорили ее закупиться, и через нее перехлопали нескольких мощных цыган в Чкаловском. Осталась у нас. Бросила колоться. В это время начал колоться ее младший брат Игорь. Я выдернул отца.

– Ты, – говорю, – урод, просрал всю семью. Ты сам-то понимаешь, за что это тебе?!

Потупился.

Но продолжал дружить с цыганами. Однажды приехал ко мне, прошел через охрану, поднялся и вывалил на стол четыре килограмма тротила.

– Забери, – говорю, – мне не надо.

Он отвечает:

– Цыгане собирались. Предложили мне полтинник за тебя.

Я говорю:

– А ты что?

– А я, – говорит, – сотку попросил.

– Че цыгане?

– Думают.

Потом в две тысячи третьем, когда разгромили женский реабилитационный центр, Аня вернулась в поселок. Снова начала колоться. Подхватила ВИЧ. Забеременела. Родила дочку. Заболела. Я сам договаривался с операцией. Спасли. Через некоторое время брат ее начал торговать наркотиками. Мы отследили, когда он повез в Тагил, и хлопнули его через тагильских со ста граммами. Его закрыли. Бывший спецназовец снова прибежал ко мне.

Я говорю:

– Нет. Я не буду заступаться, я точно знаю, что он торговал. Я могу заступиться даже за нарколыгу, но не за наркоторговца.

– Он не торговал…

– Мне не рассказывай.

– Но Аня ведь вам помогала…

– Не путай. Она себе помогала. Она поэтому и не сидит.

Он ушел.

Отец Аниной маленькой дочки тоже был нарколыга и через некоторое время после рождения ребенка умер. Аня два года до смерти жила с бывшим ментом. Он тоже дружил с цыганами и тоже торговал наркотиками. А маленькая дочка его любила и считала отцом. И когда Аня умерла, он продолжал жить с Аниной дочкой в их доме вместе с тещей и тестем. Продолжал торговал героином. Думаю, что они знали. Через несколько лет в результате очень сложной операции мы его закрыли со ста граммами, и он нам отдал еще нескольких цыган.

Маленькая девочка осталась с Аниными родителями. Через некоторое время бывший спецназовец, ее дед, из дома свалил и забухал. С девочкой осталась бабушка, которая время от времени приходила ко мне за помощью и жаловалась на жизнь. Потом и ее не стало. Через некоторое время бывший спецназовец тоже умер. Но в это время уже освободился Игорь. Он вышел по УДО и уже не кололся. Устроился на работу, женился на хорошей девчонке, и они забрали девочку к себе.

И вот веду прием. Приходят две красивые женщины – одна старше, одна моложе. С ними красивая девочка-подросток. Видно, что она другая. Я ее узнал. Она очень похожа на Аню. Никого у нее не осталось из родни, кроме дяди Игоря, которого она толком никогда не знала, потому что, пока она росла, он сидел. А эти добрые женщины – жена Игоря и его теща.

Оказалось, что маленькая девочка достаточно серьезно тренируется и добивается успехов, и вообще перспективная. Кроме этого, она хорошо учится. И находится сейчас на таком уровне, что если принять участие в ее судьбе и решить ряд организационных вопросов, то жизнь ее сложится совсем по-другому.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Она тоже улыбнулась в ответ.

Потом я понял, что