Лин молча слушал все вопли добродушной толстухи Тоши, но Гвоздик понимал только то, что его друг и покровитель недоволен и огорчен, и тоже немедленно взъерошил чешуйки на загривке, оглядываясь в поисках врага…

Тем временем звуки, похожие на морской прибой во время сильного ветра, становились все ближе…

– Ну, нет так нет. Вырасту – сам себе такие добуду. А какие тогда?

– Вот, вырасти и добудь. Ох, и дорого они тебе встанут. – Тоша уже успокоилась и снова готова была улыбаться встреченным знакомым, синему небу и даже каменной плиточной мостовой. – Они же волшебные, такие сапоги: в воде не намокают, следов на дороге не оставляют…

– Как это – следов… – Лин наморщил лоб, припоминая, как они с Зиэлем шли по пыльной дороге, и что за следы за ними оставались… И не вспомнил. Надо будет проверить. Только когда, если они на днях расстанутся навечно?.. Сердце у Лина сжалось от страха перед неведомым грядущим. Но и то правда: Зиэль ничем ему не обязан и не станет кормить-поить-защищать чужого, не нужного ему человека… – А какие тогда?

– Хорошие возьмем. О! Ой, крику! Вот он, базар, сейчас за угол свернем – и увидишь! А когда обычный день, без большого праздника, так тут вообще с ума сойти, не продохнуть и не протолкнуться. Перво-наперво, чтобы подходили тебе по размеру, да немного на вырост, да чтобы удобные, да чтобы прочные, да чтобы красивые были…

Лин с подозрением глянул на низ подола у Суни..

– Тетушка Тоша! Только чур без бус и бубенчиков! Я девчачьи не надену, так и знай!

– Ну так еще бы! Самые мужские возьмем, чтобы всем было видно, кто на них взглянет: вот идет победитель драконов! Не переживай, молодой господин Лин, мы с Суней лучшие тебе подыщем, будешь доволен. До тех пор искать будем, пока тебе не понравится. Согласен на такое обещание?

Лин заулыбался и затряс головой:

– Конечно.

– Тогда снимаем мерку – и во дворик тебя. Будешь нас ждать.

– Какой такой дворик??? Не буду я ждать, с вами пойду!..

– Ну Лин, ну пожалуйста! – Суня присела на корточки перед Лином и принялась умолять его, глядя снизу вверх, как это и подобает маленькой слабой женщине рядом с грозным и сильным мужчиной. Ее воркующий голос тек и тек Лину в уши, то жалуясь, то оправдываясь… Белые ручки тем временем сноровисто обмерили обе его ступни. Огромная базарная площадь давно уже стала тесна процветающему городу Шихану, да все никак властям ее не расширить, все не соберутся отнять или выкупить у окрестных владельцев пограничные с площадью участки. Давка и суета на площади – неимоверная. Здесь не раз уже затаптывали насмерть детей, а бывало что и крали из под носа у зазевавшихся родителей… Синяки да увечья вообще никто никогда не считал… Но один лимуриец, навсегда полюбивший устройство жизни в Империи Океана и осевший доживать в Шихане свой торговый и человеческий век, придумал выгодное дело: он расчистил свой двор, вплотную примыкающий к базару, от сараев и телег, обнес его высоким тыном, насыпал посреди двора гору песка, поставил по краям лавки да лежанки, нанял бдительную трезвую охрану… Приходи, человек, на базар, ищи, чего хочешь… а ребенка можешь сюда, под охрану! Медяк – цена. Большой медяк, но как говорят в Империи: большой медяк легче маленького червонца. Поначалу люди смеялись, а потом перестали: дело так хорошо пошло, что теперь не тын деревянный отделяет маленькую детскую площадь от взрослой большой, а узорчатая решетка из железа, все видно, внутрь и изнутри, но при этом безопасно для детишек, потому как высока решетка и острыми пиками выставлена вверх, от лихих людей или зверей. Бедовый лимуриец и еще утеснился, выгородил кусочек пространства – вещи хранить, с которыми горожанам тяжело по базару ходить. Вещи – не дети, лежат смирно, в специальных клетках, бессловесные: на каждое место две одинаковые пайсы, одна пайса на вещь положена, другая – у того, кто на хранение сдал. У иного и украдут пайсу, да получить по ней не свою поклажу – не так-то просто, память-то есть у охранника, кто сдавал, когда… С детьми еще проще, но дети живой народ и капризный…

– …Я бы и сама с тобою с удовольствием посидела, чем давиться в этой толпе, да тетушку жалко. Еще всякие дураки схватить или шлепнуть норовят, знаешь как неприятно…

– То-то ты каждый раз сияешь медным казанком, да хихикаешь, да перемигиваешься с каждым молодым прохвостом, кто поодаль тереться начинает…

– Тетушка!..

– Вот тебе и тетушка. Ой, да разве же я тебя ругаю… Дело-то молодое. Ведь я со своим тоже тут же на базаре и познакомилась… Я ему говорю: что ты хваталки свои жирные распускаешь, сейчас отшибу! А он – да я споткнулся! Он споткнулся… Угу… Эй! А почему два? Всегда один была цена, всем известная!.. Так он же у него на руках… Нет, милый, вот что: за мальчика один большой, а за щеночка – один малый, и не спорь. Да, не спорь, а то я сейчас до самого Лимы доберусь, чтобы он тебе этот медяк, снявши тебе портки… То-то же. Лин, мерка при мне, пожелай нам удачи в покупках, и мы пошли, постараемся недолго. Эй, привратник удалой, нос морковкой! На еще малый медяк, дай леденец. Кушай, молодой господин, мы скоро.

Что поделаешь, ждать – значит ждать. Хотя обидно. В дворике кроме Лина было еще несколько детей, примерно, как пальцев на обеих руках, но точнее Лин сосчитать не умел. Мусиль и Мошка обещали со временем научить… Зиэль тоже умеет считать и писать, но и Зиэль вот-вот из его жизни… Лин заморгал, пришлось вздохнуть поглубже, раз и другой, чуть не подавился. На лавке рядом оказалась девчонка, одних с Лином лет, потому, видать, и подсела, что остальные либо малышня, либо родственники, братья-сестры, которые друг с другом общаются…

– А ты не местный, да?

– С чего ты взяла?

– Светленький! – Девчонка захихикала и поправила чепчик, запихнула под него кудрявую прядку.

Действительно: все вокруг были темноволосы, даже Зиэль, один только Лин русый, и кожа у него не такая смуглая, как у окружающих… Надо же, а раньше он никогда о таком не задумывался… Лин почесал затылок под шапкой и решил, что нет смысла сердиться, не на что ведь.

– Да. С побережья пришел, с запада. – Помолчал и добавил зачем-то: – Пять дней пути.

– А с побережья – это с морского или речного? Или озерного?

– С морского.

– Ух ты! С настоящего большого морского побережья? И чаек видел?

Лин усмехнулся и покрутил головой:

– И чаек, и акул, и длинношеев. И в шторм попадал, правда, только на берегу.

– Ужас! А что такое шторм?

– Шторм – это когда ветрина деревья и папоротники ломает, а волны – вот как этот дом высотой.

– Врешь! Ой, то есть, не может быть, чтобы такие волны были. У нас на Удачке таких не бывает.

– У вас на Удачке… А у нас бывают. Даже когда вообще ветра нет и яркое солнце – все равно на море маленькие волны, но они, маленькие, больше, чем ваши большие.