Так вот почему он не пришел на встречу вовремя. Он вообще не пришел. Не мог прийти. Почему я об этом не догадался раньше? Ведь мог бы предупредить, спасти…

Ничего я не мог! Не я управляю своими героями. И этот грузовик придумал не я. Не я! Я бы его ни за что не стал убивать по своей воле. Я не убийца. Но теперь придется это писать.

Послышался вой сирены. «Скорая помощь». К черту, к черту! Не нужна ему никакая «Скорая помощь», не поможет, не воскресит. Я огляделся вокруг. Оказывается, собралась большая толпа — толпу тоже придется писать, — все что-то кричали, все что-то пытались втолковать друг другу. Ну что ж, справятся без меня. Больше здесь делать нечего, свой ответ я получил. Мой герой не пришел на встречу, потому что убит.

Ужасно тоскуя, будто убит мой лучший друг, а не этот, в общем-то, не совсем положительный персонаж, я вышел из толпы и поплелся по улице. И тут вспомнил про девушку Алину. Да, я ведь спешил за ней, мне нужно ее догнать.

Светофор опять светился красным. Девушки на перекрестке не было.

* * *

Не было девушки, да и улиц не стало. Я шел и шел по узкому коридору некоего пространства, не понимая, куда и зачем иду. Временами налетал ветер, я судорожно-машинально хватался за голову, опасаясь, что он сдует шляпу. Спохватывался, что никакой шляпы нет, пытался вспомнить, что с ней было связано, и не мог. Шел дальше, подавленный, убитый, все шел и шел. Временами налетали звуки, я судорожно вслушивался в них, но не мог понять, что они значат, не мог разложить их на составляющие. Временами солнце слепило невыносимо, я пытался определить, с какой стороны оно светит, но тоже безуспешно. Смутно представлялось, что где-то поблизости море, смутно желалось оказаться на берегу, но я не помнил, для чего это нужно. Я просто шел по узкому коридору, без цели, без надежды, что он когда-нибудь закончится и начнется нечто более определенное.

Узкий коридор вдруг сузился настолько, что чуть меня не сдавил. Я стряхнул с себя сонную муть. Огляделся. Улица вернулась. И вывела меня на новую улицу, слишком знакомую… Наверное, это и была моя цель — шел, не осознавая, а пришел прямо к цели. Цветочная мастерская, балкон, на балконе… Пока не пришла, пока не появилась, лоскутки шелка дремлют, разложенные на столе, в ожидании. А вот и тот самый дом, напротив. Вернее, это мастерская напротив того самого дома.

Сквозь арку прошел во двор. Поднялся по ступенькам на второй этаж. Остановился у двери — что делать дальше? Позвонить, постучать, просто толкнуть дверь и войти? Я — мой герой. Что он должен сделать?

Долго стоял, ни на что не решаясь. Так долго стоял, что снова начал проваливаться в сонную нереальность и забывать, кто я и для чего здесь стою. Но тут услышал за дверью шаги. Кто-то ходил по комнате, там, внутри квартиры. Нервные, неровные шаги, из одного конца в другой и обратно. Так ходят в томительном ожидании или под грузом тяжелых мыслей. О чем он думает, кого ждет?

Того, кто сейчас позвонит в дверь. Ждет и боится. Он не знает еще, что его компаньон погиб, что придет вовсе не он, не тот, который вдруг захотел его обмануть и убить. Это другой, вполне безобидный герой.

Я должен как можно скорее все ему объяснить, пока он не успел сбежать. В этих извивах призрачных улиц найти его будет непросто.

Нажал на кнопку звонка. Шаги в панике заметались по комнате. Позвонил еще раз, стараясь даже в само давление пальца на кнопку привнести мягкость и успокоение: не бойся ничего, это всего лишь я. Хлопнула оконная рама, задребезжало стекло — не убедил, не успокоил, не удержал. Сбежал, и значит, роман мой так и не сдвинется с мертвой точки.

Когда числа проснулись в ее голове и стали складываться в картинки, Алина поняла, что наступил новый этап в жизни. Каким он окажется — хорошим или плохим, она не знала, но ясно было одно: теперь ее жизнь точно изменится. Все и всегда у нее зависело только от чисел, от того, что они делают и как к ней относятся. В раннем детстве числа ее любили, но тогда они и сами были детьми — разноцветные, веселые, беззаботные циферки, еще до конца не оформившиеся в числа. Потом, когда Алина немного подросла, и ее стали учить читать, произошла первая серьезная ссора с числами. Числа вообще не ужились со словами.

— М-а-м-а, — читала по буквам Алина первое слово, одновременно производя в голове подсчеты.

— И что получилось? — равнодушно спросила мама, одновременно думая о чем-то своем.

— Двадцать восемь! — ответила маленькая Алина, ожидая, что мама ее похвалит.

Мама не похвалила. Мама обиделась. Мама рассердилась, решив, что Алина над ней издевается, намекает на ее возраст, который она просто ненавидела и от всех скрывала. Мама боялась состариться. Мама хотела всю жизнь оставаться маленькой девочкой. И папа ее в этом поддерживал. Он любил свою маленькую девочку-жену, а вторая девочка — дочка — оказалась совершенно лишней.

— Неправильно! Начнем сначала, — раздраженно сказала мама, придвигая к ней кубики.

Алина снова прочитала слово по буквам, и снова числа подсказали ей неправильный ответ. Она попыталась с ними поспорить, но числа, как и мама, обиделись и замолчали.

Правда, в тот раз ненадолго. Уже на следующий день они помирились с Алиной и научили пользоваться обратным счетом: от чисел к словам. Но с обратным счетом то и дело происходили сбивы. Алина часто оговаривалась или не успевала перевести число в предмет, а объяснить окружающим, что все на свете имеет свое числовое значение, она тогда не умела.

О том, что она была совершенно права, Алина узнала лишь через несколько лет, когда с обучением чтению, письму и прочим неприятным вещам было давно покончено, и ее отдали в математическую школу-интернат для особо одаренных детей.

Школа находилась в том же городе, где они жили, но Алину забирали домой только на выходной, да и то не всегда. Чем старше становилась Алина, тем больше мешала родителям играть в папу и его маленькую девочку, тем больше выдавала мамин возраст. Впрочем, в интернате Алине нравилось. Во всяком случае, там ей было лучше, чем дома. Числа, живущие в ее голове, не вступали в конфликт с окружающими людьми, ведь и сами эти люди в своих головах несли груз чисел.

Пожалуй, это было самое лучшее время, не считая раннего детства, — математическая школа и первый курс университета. А потом произошла катастрофа. Числа предали ее, обманули, заманили в ловушку на итальянские курсы. Заманили и объявили войну.

Война длилась недолго, но окончилась полным поражением Алины. И тогда, удовлетворенные, числа в ее голове заснули.

Когда Алину обвинили в убийстве и, признав невменяемой, отправили на принудительное лечение, семья от нее отреклась. Кроме маминой сестры тети Марины, никто ни разу не навестил ее в больнице.

— Никогда, никогда они ее не любили! — причитала тетя Марина, рассказывая кому-то — может, нянечке, может, врачу, может, соседке по палате — историю несчастного Алининого детства. — Вот и ухватились за повод, чтобы вообще ее больше не видеть. Дочь — убийца! Не хотим ее знать! Можно подумать, раньше они знать ее хотели.