Посещая литейные цеха, Хамодур взял в привычку закрывать рот и нос марлевой повязкой. Остальное время он проводил в высоких башнях или верхних палатах дворца, там воздух был несравнимо чище. Тем не менее даже он иногда покашливал. Очевидно, полностью от задымленности нельзя было укрыться нигде. Чувствуя, что в горле начинает першить, Хамодур полез в карман, выудил оттуда маленькую бутылочку, ловко откупорил её и поднёс к губам.

Терпкий сироп смочил горло, и кашель прекратился. Хамодур Плюнь сунул бутылочку обратно в карман, снял очки и протёр линзы большим носовым платком.

«Какое счастье, что в Дремучих Лесах не перевелись лекарственные травы, а балаболы все так же искусно варят из них снадобья», — подумал Хамодур. У него в личном распоряжении было с десяток глазастых аптекарей. Что ж, долгожданному, вечно хворающему гостю это должно прийтись по душе.

— Прошу прощения, Ваше Превосходительство, — вывел его из раздумий чей-то робкий голос.

Хамодур быстро напялил на нос очки и оглянулся.

Перед ним с озабоченным взглядом вечно усталых глаз стоял престарелый секретарь Пинвик Крам.

— Что тебе? — резко ответил Хамодур. — Слушаю.

— Прибыла последняя партия рабочих от Хемтафта Топорбоя, — сообщил Крам.

Хамодур прищурился:

— И?..

— К сожалению, их всего пятьдесят, — последовал ответ. — И все до одного длинноухие гоблины…

— Как длинноухие! — взвыл Хамодур и чуть не захлебнулся новым приступом кашля. — Сколько раз ещё повторять? Мне нужны молотоголовые или плоскоголовые гоблины, у них хотя бы мускулы есть. Но длинноухие — мирные пахари и порядочные раззявы! — Он ухватил секретаря за воротник. — Не смей платить Топорбою, пока мы не проверим их в деле. Если рабы не подойдут, он не получит ни монеты, тебе понятно?

— Да, господин, — тихо пискнул Крам.

Хамодур оттолкнул секретаря, повернулся к окну, протёр пыльное стекло и уставился в темноту. По двору ковыляла колонна новых рабочих. Каждый был закован в цепи и, не поднимая глаз, тихо шаркал вслед за надзирателем.

Вне всякого сомнения, это были длинноухие гоблины, подтверждение тому — особая посадка головы пленников и кривые уши, отягощённые массивными золотыми кольцами. Но Плюнь с облегчением заметил, что у большинства были розовые глаза и крепкая чешуя, а значит, после небольшой подготовки из них можно вылепить хороших работников и жестоких бойцов. Новая партия была всё же лучше прежней, когда Топорбой пытался всучить ему ленивых низкопузых гоблинов.

— Хм, эти ещё ничего, — проворчал он. — Хотя, конечно, далеки от идеала.

— Знаю, господин. — Секретарь молитвенно прижал руки к груди. — Но что я могу поделать?

Хамодур хватил кулаком по столу, отчего все писари как один оторвались от бумаг и воззрились на хозяина.

— Это недопустимо! — заорал он. — Совершенно недопустимо! Пламя в печах должно постоянно поддерживаться! Особенно сейчас. И я не позволю нерадивым рабам разрушить всё, что было создано таким трудом. Похоже, никто не хочет работать? — Он снова схватил испуганного секретаря за воротник. — Мне нужно триста новых работников! — выплюнул он. — И хороших работников! Усердных таких!

Они должны быть здесь ровно через неделю. Тебе понятно?

— Да, господин, но…

— Бестолковый ежеобраз, господин Крам, — перебил его Хамодур. — Разве вы не бестолковый ежеобраз?

— Нет, господин, но…

— Если Топорбой хочет и дальше получать наши товары, ему придётся заплатить! — гаркнул он. — Заплатить рабами! Так и скажи ему. А теперь убирайся!

Пинвик Крам развернулся и бросился бежать, что-то бормоча себе под нос. Хамодур проводил его насмешливой улыбкой.

— Три сотни, Крам. Не разочаровывай меня! — крикнул он ему вслед. — Иначе сам встанешь у печи.

Крам шмыгнул за дверь, и Хамодур снова уставился в окно. Солнце ещё не село, но клубы дыма уже окутали Опушку Литейщиков, как ночная мгла. Закованные в цепи длинноухие пленники скрылись в ветхих сараях.

— Пятьдесят жалких гоблинов, — пробормотал он. — Этих хватит на пять цехов. А нужно заполнить двадцать пять.

Хамодур покачал головой. Даже если Крам сумеет добыть триста гоблинов, через месяц понадобится ещё триста, а потом ещё триста и ещё триста.

Плюнь прищурился: там, вдали, лежали Дремучие Леса. К северу от них расположена Вольная Пустошь. Главный Литейщик улыбнулся, обнажив маленькие острые зубки.

— Вольная Пустошь, — протянул он. — Так называемый маяк надежды и света. — Он презрительно фыркнул. — И бесконечный источник рабов.

Совет Племён в лагере пучковолосых гоблинов

— Так это и есть знаменитый Хемтафт Топорбой? — спрашивал Лоб, пытаясь протиснуться сквозь плотную толпу любопытных гоблинов.

— Какой чудесный у него плащ из перьев шраек! — подхватил его брат Луммель. — Говорят, он лично вырвал каждое перо.

— Замолчите, вы там, — раздался позади сердитый голос. — И так ничего не слышно.

Лоб и Луммель прикусили языки. Близилась урожайная пора, и кто-то должен был представлять семью на Совете Племён. Раньше туда ходили их старшие братья, но все они теперь работали на Опушке Литейщиков. А Лобу и Луммелю очень не хотелось злить здоровенного молотоголового гоблина.

— Простите, добрый господин. — Лоб в знак почтения прикоснулся к колпаку и толкнул в бок брата, чтобы тот последовал его примеру.

Молотоголовый гоблин, однако, не обратил на них никакого внимания.

Лоб и Луммель Гроупы были низкопузыми гоблинами. Их соломенные колпаки и забавные ремни сразу выделяли их из толпы воинственно настроенных собратьев, отчего оба брата чувствовали себя не в своей тарелке.

Толпа, состоящая из гоблинов всех родов, собралась в просторной хижине пучковолосых. Здесь было так тесно, что даже дышали все с трудом. Плоскоголовые и молотоголовые, красноглазые и чешуйчатые, длинноволосые и пучковолосые гоблины, гоблины-всегрызы и гоблины-кусачки — все пришли на Совет.

В центре хижины на высоком помосте восседал в своём цветастом плаще из оперения шраек Хемтафт Топорбой из племени длинноволосых гоблинов. Он смотрел на толпу с высокого резного трона, установленного на груде черепов усопших предков длинноволосых.

Рядом с троном, склонив головы, стояли четыре вождя других гоблинских племён.

Рутрот Кусачий, вождь клыкастых гоблинов, первым поднял глаза. Он возглавлял одно из наиболее многочисленных гоблинских племён и, несмотря на лживую улыбку, выглядел весьма строптивым.