«Это было жёстко, оппа»— изрекла зверюга.

«Неназывай меня так».

«Перестану, когда перестанешь звать меня зверюгой, оппа. О! Сейчас Эмилию покажут! Неотвлекай меня!»

Возле дома ястоял, качаясь…

Яизображал подпитого мажорчика, который живёт попринципу: «утром выпил, весь день свободен».

Одет ябыл встранный наряд: темно-синие штаны, узкие сверху, ноширокие внизу, светлая рубаха счёрными исерыми горошинами. Урубахи были огромные итреугольные лацканы, считай, досамой груди. Ноглавное— рукава заканчивались петлями для пальцев. Рубаха эта отлично скрывала иМетку, ибраслет-оруженосец.

Странный наряд. Но, с-сука, дрогой имодный. Изсвежей коллекции графа Зайцева.

—Дяденька, вам плохо?— заискивающе спросил чумазый малец-оборванец вгрязной жёлтой футболке. Онсмотрел наменя снизу вверх такими искренними глазами… Неудивительно, что добрая девочка Кристина повелась наэту блестящую игру профессионального побирушки.

—Мне… хорошо, парень!— ответил я, выдохнув вего сторону невидимое облако пивного перегара. Явыпил всего одну бутылку. НоВиталя подсказал, какое дешманское пойло лучше брать, чтобы отнего вокруге цветы вяли.

«Выпьете несколько литров нормального пива— пахнуть будет также, как содной бутылки этой 'Девятой Охоты»,— уверял меня мой верный слуга.

Вобщем, точто нужно.

Парнишка непроизвольно поморщился.

—Дяденька-дяденька, авыаристократ, да?— поинтересовался малец.

—А?— яхмуро покосился нанего.— Вертел яэту аристократию, парень! Даже простые люди, как мыстобой, могут добиться высот. Эх, знал быты, как эти глупые аристократки бывают щедры… Трахаешь их, аони тебе платят, ик! Ой, прости, малец! Рано тебе ещё такое… знать!

—Мне уже одиннадцать! Язнаю, что такое…

—Тише-тише…— перебил я.— Знаток, едрить тебя вногу! Тощий тыкакой-то, знаток. Ох… отличное уменя настроение…— япошатнулся и, схватившись рукой застолб, продолжил:— после этой баронессы. Фух… Хочешь, пожрать куплю? Тут вроде неплохую шаурму готовят. Запах стоит отличный! Точно неизкошек, говорю тебе!

—Изкошек,— буркнул онвсторону.

—А?— ясделал вид, что неуслышал.— Нехочешь, что ли?

—Хочу! Иссестричкой поделюсь! Она уменя… болеет…— поджав губы, онвыдавил изсебя слезинку.

—Ачего делиться-то?— спросил яигромко рыгнул для образности.— Давай исестричке… возьмём. Бабок море! Аристократки тупые, парень! Нощедрые ипохотлив… оп-с, прости-прости. Так что утебя… ссестричкой?

Нуадальше всё происходило ровно так же, как иврассказе Кристины. Мол, скажите сестрёнке, что она поправится. Вывыглядите как человек, которому она точно поверит— такой выдающийся простолюдин.

Ага, как же, откоторого заверсту несёт перегаром.

Нояиграю роль пьяного зазнавшегося юнца, азначит, недолжен заподозрить неладное.

Всё это происходило недалеко оттого места, где уКристи украли сумку. Повезло, что сумели быстро найти этих оборванцев. Кристи дала довольно подробное описание троих изних.

Поисками занимались Виталя ичетверо балбесов навишнёвой Ладе. Они таки позвонили моему слуге наследующий день после нашего знакомства. Перспектива официального трудоустройства ихочень заинтересовала. Аперспектива подписать сомной договор служения— ещё больше.

Ведь только слуги одного изтех, кто зачистил аномалию, могут быть сборщиками трофеев вэтой аномалии. Несчитая, конечно, команды изКорпуса Стражей. Как раз из-за этого закона торговцы вроде Тимура непредлагают подобные услуги.

Короче, укоманды свишнёвой Лады сейчас своего рода испытательный срок. Пока яихпросто нанял, договор служения подпишем позже, если хорошо себя проявят. Интуиция подсказывает мне, что яуже достаточно ихвпечатлили, ипредавать меня забутылку водки они нестанут.

Вобщем, посмотрим, что будет. Влюбом случае сборщики мне нужны, работа эта опасная для здоровья, новерным мне людям помереть отболезней янедам.

Пока яразмышлял обэтом, мыспареньком дошли дошаурмечной. Явзял ему две штуки ибольшую коробку сока, асебе бутылку пива.

Разумеется, когда расплачивался, вовсю светил наличкой. Незаметить еёбыло невозможно.

Затем совсем этим добром мыпошли впроулок. Я, конечно же, покачивался, прикладываясь кбутылке. Апаренёк меня учтиво поддерживал.

Пройдя через пару дворов, мыподошли ккаким-то гаражам.

—Тыбыэто… сестрёнку бывсвет вывел,— проговорил я.— Аточеона утебя вглуши такой? Тут опасно… наверное…

—Данет, дяденька, все вокруг добры кнам,— улыбаясь проговорил он.

Девочка лежала нагрязной картонке. Сама вкакой-то серой рванине, которая, вероятно, когда-то давно была детским платьицем. Еёчёрные волосы были спутаны, щеки впалые, аглаза…

Равнодушные.

Вотличие отбрата (если парнишка вжёлтой футболке всамом деле еёбрат), она неиграла свою роль. Ейвсамом деле было пофиг.

Она лишь делала то, что ейговорили.

—Зачем тыпривёл этого дяденьку, Филипп?— спросила она устало.— Зачем дёргаешь добрых людей?

—Этот человек купил нам покушать, Зоя. Возьми, неоткажи.

Яискоса бросил взгляд напаренька. Хм, авот онвсамом деле искренне предлагает девчонке перекусить.

Всамом деле заботится оней?

—Дяденька,— толкнул онменя вбок.— Как думаете, Зоя выздоровеет?

Ануда, мой выход.

Явнимательно посмотрел надевчушку. Такая мелкая. Ейбывшколу ходить, класс впервый или второй, анелюдей наденьги разводить.

—Выздоровеет, если поверит всебя,— произнёс яипокачнулся для образности.— Юная леди… жизнь можно изменить влюбой момент. Как клучшему. Так ихудшему.

—Хмф…— скривилась она, впервые заэто время выразив хоть какую-то эмоцию. Азатем равнодушно добавила:— Богатеям легко говорить.

Девочка опустила глаза иравнодушно откусила кусок шаурмы.

Яжеделал вид, что незамечаю, как меня окружают чумазые гаврики.

—Легко сидеть нажопе, ничего неделать иобвинять мир внесправедливости,— проговорил яиприложился губами кгорлышку бутылки.

Явидел, как девочка вновь раздражённо скривилась. Видел, как намиг наеёлице появилась торжествующая улыбка.

Азатем мне позатылку прилетело доской. Датак мощно, что доска сломалась, аярухнул наколени.

Язахрипел иначал заваливаться набок, продолжая отыгрывать роль. Эх, смотрел бынаменя сейчас мой друг Лютик Вертихвост— большой любитель театральных постановок, рукоплескал быкак одержимый.

Ведь мой покров был давно активирован, иудары обычных детишек обычными досками никакого вреда мне причинить немогут.