Пачо с первого же дня исправно доставляли газеты. Сведения о его похищении были настолько туманными и так было много домыслов, что похитители откровенно потешались над отсебятиной журналистов. К моменту похищения Марухи и Беатрис у Пачо уже установился четкий распорядок дня. Ночь он проводил без сна и мог задремать лишь утром, часов в одиннадцать. Он смотрел телевизор то один, то с охранниками, обсуждал с ними новости и особенно любил поговорить про футбол. Читал Пачо до одури, однако у него все равно хватало сил перекинуться с охраной в картишки или сыграть в шахматы. Кровать была удобной, и поначалу он спал хорошо, но потом у него начались страшный кожный зуд и резь в глазах; правда, когда простыни постирали, а в комнате сделали генеральную уборку, все прошло. В полумраке Пачо сидеть не заставляли, потому что окна были закрыты ставнями и охрана не боялась, что с улицы увидят свет.

В октябре произошло неожиданное: Пачо велели подготовить послание для родных – в доказательство того, что он жив. Ему стоило огромного труда сохранить самообладание. Пачо попросил принести побольше черного кофе и две пачки сигарет и на одном дыхании составил обращение, не изменив ни запятой. Потом записал свою речь на мини-кассету – связные предпочитали брать такие кассеты, а не обычные, потому что маленькие было легче спрятать. Пачо старался говорить как можно медленнее и четче, не подавая виду, что на душе у него кошки скребут. Под конец, в качестве доказательства, что запись сделана именно в данный конкретный день, он зачитал заголовки свежего выпуска газеты «Тьемпо». Пачо остался доволен текстом, особенно первой фразой: «Всем, кто меня знает, наверняка понятно, как тяжело мне сейчас говорить». Но потом, прочитав на холодную голову уже опубликованный текст, Пачо подумал, что последней фразой, в которой он просил президента сделать все возможное для освобождения журналистов, он невольно затянул удавку на своей шее. Ведь он просил, чтобы президент «действовал, не выходя за рамки законов и конституционных принципов, поскольку это важно как для стабильности страны, так и для похищенной ныне свободы прессы». Узнав о похищении Марухи и Беатрис, которое случилось несколько дней спустя, Пачо совсем приуныл, поняв, что история затягивается и усложняется еще больше. И тогда у него зародились мысли о побеге, превратившиеся впоследствии в навязчивую идею.

Съемочная группа Дианы, похищенная спустя три месяца и находившаяся в пятистах километрах севернее Боготы, содержалась в условиях, резко отличавшихся от условий содержания других заложников, поскольку спрятать в одном месте двух женщин и четверых мужчин, не нарушая при этом правил безопасности, весьма затруднительно. С Марухой и Беатрис охранники обращались просто зверски. С Пачо Сантосом, наоборот, охрана, состоявшая из его сверстников, вела себя на удивление панибратски и беспечно. Съемочная же группа Дианы попала в обстановку какой-то непрерывной импровизации, из-за чего и заложники, и террористы находились в постоянной тревоге, не знали, что будет дальше, заражали волнением окружающих и нервничали от этого еще больше.

Группу постоянно куда-то перемещали. За время плена их безо всяких объяснений раз двадцать перебрасывали с места на место в окрестностях Медельина или даже в самом городе, поселяя в домах, которые разительно отличались друг от друга и по архитектуре, и по классу жилья, и по условиям проживания. Быть может, так происходило потому, что в отличие от Боготы наркомафия чувствовала себя тут как дома, где все полностью подконтрольно и есть прямая связь с руководством.

Заложников всего дважды, и то непродолжительное время, держали вместе. Сначала их разделили пополам: Ричарда, Орландо и Эро Бусса поселили в одном доме, а Диану, Асусену и Хуана Витту – в другом, неподалеку. Иногда переезжать приходилось совершенно внезапно, невзирая на время суток и даже не успев собрать пожитки, потому что в дом могла нагрянуть полиция; почти всегда они шли пешком, карабкаясь по крутым склонам и меся грязь под бесконечным дождем. Диана была женщиной сильной и решительной, однако эти суровые, унизительные переходы, помноженные на тяжелые морально-физические условия плена, даже ей оказывались не по силам. В других случаях их с какой-то поразительной простотой перевозили по улицам Медельина на обычном такси, избегая полицейских кордонов и дорожных патрулей. Самым тягостным для всех было то, что в первые недели об их похищении никто не подозревал. Заложники смотрели телевизор, слушали радио, читали газеты, и нигде об их исчезновении не было ни слова. Лишь 14 сентября «Криптон» сообщил без ссылки на источник, что журналисты на самом деле находятся не в лагере повстанцев, а похищены Невыдаванцами. Но прошло еще несколько недель, прежде чем сами Невыдаванцы официально признали этот факт.

За группу Дианы отвечал неглупый, общительный человек, которого остальные звали дон Пачо, без фамилии или каких-либо еще уточнений. Ему было лет тридцать, но выглядел он солидно и казался старше. Дон Пачо одним своим появлением тут же разрешал всякие бытовые проблемы и вселял надежды на будущее. Он приносил заложницам в подарок книги, конфеты, кассеты с музыкой, рассказывал, как продвигаются дела, какая обстановка в стране.

Однако дон Пачо приходил довольно редко, а делегировать свои полномочия подчиненным не умел. Охранники и связные вели себя недисциплинированно, масок не носили, называли друг друга кличками из комиксов, носили заложникам из дома в дом записки или передавали что-то на словах, чем хотя бы немного утешали бедняг. В первую же неделю пленникам купили, как положено, спортивные костюмы, туалетные принадлежности, начали приносить местные газеты. Диана и Асусена играли с охраной в шашки и часто помогали парням составлять список покупок. Один из них обронил фразу, которая так поразила Асусену, что она записала ее в дневник: «О деньгах не беспокойтесь, их у нас полно». Поначалу охранники творили что хотели: включали музыку на полную громкость, ели в любое время суток, расхаживали по дому в трусах. Но Диана взяла вожжи в свои руки и призвала парней к порядку: заставила их одеваться прилично, приглушить звуки музыки, поскольку они мешали заложникам спать, а одного из охранников, пытавшегося пристроиться на матрасе у ее кровати, даже выгнала из комнаты.

Двадцатичетырехлетняя Асусена была спокойной, романтичной и уже не мыслила себе существования без мужа после того, как на протяжении четырех лет училась жить вместе с ним. Ее мучили приступы беспричинной ревности, и она писала мужу любовные письма, прекрасно сознавая, что он их никогда не получит. С первых же дней заключения Асусена вела дневник, собираясь потом, по свежим впечатлениям написать книгу. Асусена работала в новостной программе Дианы уже несколько лет, но их отношения не выходили за рамки рабочих. Несчастье их сблизило. Они вместе читали газеты, болтали до утра, а потом спали до обеда. Диана обожала поговорить, и Асусена узнала от нее много такого, о чем в школе ей не рассказывали.

Члены съемочной группы вспоминают, что Диана была умной, веселой, жизнерадостной, очень хорошо разбиралась в политике. В моменты уныния она каялась перед товарищами за то, что втравила их в эту авантюру.

– Мне не важно, что будет со мной, – говорила она, – но если с вами что-то случится, я себе этого никогда не прощу!