VIII

Отождествляя Субъекта Признания с желанием, desir – чья реализация суть наслаждение, jouissance, – Лакан соглашается с центральной мыслью Фрейда. Хайдеггер говорил, что каждый великий мыслитель развивает только одну великую центральную мысль. Одна – как таковая по сути метафизическая – мысль Фрейда: истина человеческого существа заключена в «удовольствии» или «желании». Ключом к судьбе человека, последней истиной человека, для Фрейда, является принцип удовольствия/желания, Lust-prinzip. Немецкое слово die Lust охватывает такие значения, как удовольствие, наслаждение, желание, похоть, охота, и Фрейд пользуется всеми этими оттенками. Например, он называет «либидо» или «влечениями» Lust как действующую причину, а «удовольствием», Lust как целевую причину36.

Когда Фрейд истолковывает сновидения, невротические симптомы, ошибочные действия или перверсии как (действительное или воображаемое) исполнение желания, то пользуется он не эмпирическими свидетельствами, а скорее обращается к некоему правилу и развивает «парадигму», берущую начало в аксиоме: истина человеческого существа лежит в диалектике удовольствия, Lust. Следуя за Фрейдом (и Спинозой), Лакан не обсуждает эту аксиому: само собой разумеется, бессознательное (субъект-как-субъект) – желание, и нацелено оно на наслаждение, jouissance.

В «Этике психоанализа»37 Лакан отмечает: Lustprinzip, принцип удовольствия/желания Фрейда коренится в эмпирическом утилитаризме Иеремии Бентама, который писал:

Природа поместила человечество под правлением двух суверенных господ, боли и удовольствия. Именно ради них нам указывают, что нам следует делать, чтобы предопределить будущие дела38.

Утилитаризм – как этическая теория рационалистического объективизма – описывает удовольствие как суверенного господина над людьми: принцип удовольствия это Принц Удовольствия. Отдельно от объективного, беспристрастного знания, вся человеческая жизнь – этические предписания, эстетические вкусы, политические предпочтения, любовные наклонности и т. д. – управляется этим Принципом, этим Принцем. Фрейд подчиняет бессознательное подобного рода правилу, Lustprinzip, принципу удовольствия, представляющему собой не погоню за удовольствием ради удовольствия, а одновременно механический и этический поиск наименьшего неудовольствия. Фрейд объясняет психопатологические страдания противоречиями в удовольствии, в Lust, в человеческой истине, главным образом, конфликтом между инстанцией, требующей немедленного удовольствия и той инстанцией, что его отсрочивает, действуя на стороне «принципа реальности»39.

Впрочем, позднее, особенно в «По ту сторону принципа удовольствия»40, Фрейд признает, что не все в субъекте подчинено Принципу Удовольствия. Отдельные стороны психической жизни (например, «невроз судьбы»), похоже нацелен на неудовольствие, и не ради его как такового, а дабы избежать господства Принца Удовольствия/Желания. Так называемый первичный мазохизм, например, следует признать не просто за иной способ – постольку поскольку он противоречивый и блуждающий – достижения обычного наслаждения, но скорее за независимую целевую причину41. Так теория, основанная на Lustprinzip, подходит к своему концу, признавая нечто, лежащее «по ту сторону» ее собственных понятий, истин, не порожденных ее собственными аксиомами; а значит, даже принцип реальности нужно рассматривать под другим углом зрения, не сводить его просто к отложенному принципу удовольствия. Это, однако, не означает ipso facto, что мы признаем реалистические страсти, заботу об объективной истине в бессознательном. Это может подразумевать, что удовольствие само имеет некое лицо, обращенное к реальному.

Короче говоря, развитие мысли Фрейда оказывается перед tour de force, ловким трюком, подобным и началу интеллектуального предприятия Лакана. К фрейдовскому Принципу Удовольствия Лакан добавляет еще один: каждый субъект устремлен к тому, чтобы его желание было признано; и все люди подчиняются тому, что я бы назвал Принципом Признания. Вызов, брошенный Лаканом, состоит в демонстрации того, что Субъект Признания (СП) – ни объект и ни нечто метафизическое. Он присутствует в речи и психике благодаря зеркалу языка. СП – принцип вне речи, хотя именно речь настойчиво его обнаруживает. СП – экстатичен, хотя ухватить его можно лишь в речи. Подобным образом и Фрейд артикулирует – в языке, согласно которому человеком управляет Lustprinzip – элементы, выходящие за рамки Lustprinzip: навязчивое повторение, первичный мазохизм и деструктивные влечения. И все же, этот выход за рамки по ту сторону всегда осмысляется в терминах Принципа42. Так, Фрейд признает, что бессознательное – не только своеобразный гидравлический механизм, управляемый принципом большего удовольствия (или меньшего неудовольствия), но у него есть и этические признаки, лежащие по ту сторону удовольствия. Однако, можно ли в лингвистических, концептуальных, философских, научных рамках представить то, что выпадает за их пределы, но при этом продолжает диктовать свои законы в пределах этих рамок? Лакан наследует эту проблему.

IX

В кинофильме Дино Ризи «Sesso matto» («Сумасшедший секс») молодой человек, которого играет Джанкарло Джаннини, говорит одному трансвеститу: «За исключением того, что ты состоишь в браке, за исключением того, что ты проститутка, а не милая девушка; за исключением того, что ты мужчина, а не женщина; за исключением того, что ты мой родной брат, а не… например… двоюродный… мы совершенно подходим друг другу, и любовь наша идеальна!» Джаннини влюбляется в «девушку», чтобы обнаружить: «она» – замужняя трансвестит-проститука и его давно потерянный брат.

Классический психоаналитик мог бы сказать об этом удивительном эрото-логическом заявлении (трагикомической агниции), мол, Джаннини желал своего брата с ранних лет, и неслучайно годы спустя влюбился именно в него. Для Лакана же важно то, что желание Джаннини высвобождается вещью, даже если объект, который он ищет – чистая незамужняя дева – совершенно не совпадает с этой вещью. Сложившаяся ситуация смешна и неразрешима не потому, что субъект обнаруживает свою инцестуозную детскую любовь, а потому что мы сталкиваемся с примером удивительного расхождения между «объектом как причиной желания» (действующей причиной) и «объектом как целью желания» (целевой причиной). «Нормальный» эротический объект [«/» (я)], который ищет Джаннини, не несет на себе никакого сходства с той уникальной Вещью, которую он любит (впрочем, возможно, каждый раз, когда мы действительно влюбляемся, мы сталкиваемся с этой вещью, зачастую противоречащей нашему идеалу эротического объекта). На деле, Вещь обладает этой частностью: она – уникальна. Потому-то язык и не способен ее схватить: никакой язык не может указывать на нечто уникальное! Язык говорит «лошадь», но у него нет средств сказать об этой единственной лошади43.

Лакан разрабатывает понятие Вещи [la Chose] в ходе одного-единственного семинара, «Этика психоанализа» (1959–1960), после чего оно возникает в его учении лишь эллиптически.44 Семинар по этике отмечает некий предел лакановской мысли. Не случайно это – единственный семинар, который Лакан специально переписал для публикации. Вещь стала самым обсуждаемым лакановским понятием в философской литературе последних лет, по мере того, как интерес сместился с лакановской структуралистской сосредоточенности на главенстве означающего на этические размышления о реальном.

Лакановская вещь [Ding] не позволяет себя схватить в качестве некоего существа, поскольку она