Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какое конкретное оборудование вам нужно?
Я отвечал уже совсем спокойно, вдаваясь в такие детали, о которых, готовясь к сообщению, не собирался говорить. Сталин выслушал и опять спросил:
— Какие организационные усовершенствования намерены ввести? Что более всего сдерживает скорейший успех дела?
Я подробно перечислил все наши дела и задумки, сказал и о “тормозах”.
И опять Сталин, сделав несколько шагов по кабинету, не откладывая дела на потом, принял соответствующие решения».
Проблемы развития нефтяной отрасли не раз обсуждались на совещаниях у Сталина и более широко — с привлечением руководителей нефтяных комбинатов и трестов. По тогдашним впечатлениям Байбакова, Сталин был дотошен, вникал во все мелочи, умел выявлять то, что истинно думают его собеседники, не терпел общих и громких фраз. Чтобы говорить с ним, нужно было отлично знать свой предмет, быть предельно конкретным и иметь собственное мнение. Своими вопросами он как бы подталкивал к тому, чтобы собеседник сам во всей полноте раскрывал суть вопроса.
Иосиф Виссарионович Сталин. 1930-е. [РГАСПИ]
«Не всегда при обсуждении спорных вопросов Сталин высказывал свою точку зрения, — вспоминал Байбаков, — но мы, участники кремлевских совещаний, утверждались в мнении: Сталин в любом сложном деле знает, что предпринять. Никогда не принимал он пустых или расплывчатых директив, а с особой тщательностью продумывал и определял все пути к безусловному, верному решению и его выполнению. Только тогда, когда окончательно убеждался, что нужное решение найдено и оно реально выполнимо, Сталин твердо подытоживал: “Итак, я утверждаю”».
Никогда, даже после XX съезда, развенчавшего «культ личности», Байбаков не скрывал, что учился у Сталина, был приверженцем его стиля работы: «Где бы я ни работал и при Сталине, и после него, следуя его примеру, всегда в меру своих сил старался внимательно выслушать каждого, с кем работал, искать истину в сопоставлении различных мнений, добиваться искренности и прямоты каждого личного мнения, но прежде всего искать доступные, реальные пути выполнения поставленных задач».
Иван Корнеевич Седин [Из открытых источников]
В первых числах июля 1940 года Каганович собрал ответственных работников Наркомата нефтяной промышленности, чтобы попрощаться. Сказал, что покидает пост. Объяснил это тем, что у него, как у заместителя председателя Совнаркома и наркома путей сообщения, слишком много обязанностей, поэтому Наркоматом нефтяной промышленности отныне будет руководить И. К. Седин, а Байбаков станет первым его заместителем.
Назначение Седина состоялось 3 июля 1940 года. Вечером того же дня, в 21.15, нового руководителя отрасли принял в Кремле Сталин. В этой встрече участвовали также Молотов, Берия, Каганович и Хрущев.
19 сентября 1940 года Седина срочно вызвали в Кремль. Беседа со Сталиным продолжалась с 19.10 до 22.30. Обсуждались первоочередные вопросы, связанные с организацией работы Наркомнефти на нефтяных промыслах Галиции. Она стала для СССР ценным «трофеем», добытым в ходе начавшегося 17 сентября «освободительного похода Красной Армии в Западную Украину».
В октябре 1940 года советское правительство принимает два важных директивных документа, определивших направление преобразований в нефтяной промышленности: постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О мерах усиления добычи и переработки нефти в Азербайджанской ССР» и «О развитии добычи нефти в Грозном».
В октябре того же года Седин доложил по телефону Сталину, что задание выполнено — за сутки добыто 100 тысяч тонн нефти. Сталин поздравил нефтяников с победой, а в декабре пригласил к себе на беседу руководителей наркомата, нефтекомбинатов и трестов. С информацией о текущем положении дел в отрасли выступил Байбаков. Сталин, внимательно слушая, расхаживал по кабинету и задавал вопросы. Он очень интересовался ходом строительства нефтеперерабатывающего завода в Башкирии — первого на востоке страны, записывал названия материалов и оборудования, недостающих для пуска завода, и тут же давал указания Берии и Вознесенскому — заместителям председателя Совнаркома. Многие выступавшие жаловались на качество труб и поставляемого оборудования. Особенно остро шел разговор о срыве поставок утяжеленных бурильных труб, способных повысить скорость бурения скважин.
«Когда Сталин обратился к наркому Седину по этому поводу, тот сильно растерялся, почему-то встал навытяжку, руки по швам, но ничего вразумительного не мог сказать, — вспоминал Байбаков. — Да и понятно: он никогда не был нефтяником и на пост наркома был назначен совсем недавно, по рекомендации Маленкова. Чем больше Седин говорил, тем больше путался, сбивался. И бессильно замолчал. Наступило неловкое молчание. Сталин чуть-чуть покачал головой и деликатно ждал продолжения. Пришлось мне, как первому заместителю наркома, подробно объяснять причины, вызывающие большое количество аварий при бурении скважин. В частности, я посетовал на Наркомчермет, который срывал поставку качественных бурильных труб».
Далее атмосфера на совещании стала накаляться. По воспоминаниям Байбакова, Сталин тут же подошел к столу и позвонил наркому черной металлургии И. Ф. Тевосяну:
— Вы не очень заняты?.. Тогда прошу прибыть ко мне. Да, немедленно.
Буквально через считанные минуты явился Тевосян. Сталин кивком головы указал ему на свободное место за столом и, выждав паузу, сказал:
— На вас жалуются нефтяники, — и, указывая погасшей трубкой в сторону Байбакова, добавил: — Товарищ Байбаков, уточните, пожалуйста, о чем идет речь.
Тевосян пошел в