— Довольно, — наконец сказал он, останавливая и шум, и движение. Неожиданно для себя самого он широко улыбнулся.

«Теперь, когда я тебя увидел, я рад, что ты вернулся, несмотря ни на что».

Гуннлаугур подошел вплотную к Ингвару. Какое-то время они смотрели друг на друга, оказавшись в неловкой ситуации. Гуннлаугур был массивнее, шире, его доспехи украшало больше охотничьих трофеев, а свисавшие с брони шкуры были богаче. Но, несмотря на это, между ними было немного отличий. Как и всегда.

— Брат, — произнес Гуннлаугур.

Ингвар осторожно склонил голову.

— Веранги, — ответил он.

Больше никто не проронил ни слова. Бальдр перестал улыбаться и осторожно переводил взгляд с одного на другого. Казалось, что воздух в комнате сгущается, как перед бурей жарким летом.

Затем Гуннлаугур сдвинулся с места. Он широко раскинул руки и сгреб Ингвара, заключив его в жесткие объятия.

— Без тебя мы не были единым целым, — сказал он так тихо, чтобы услышать его мог только Ингвар.

Тот обнял его в ответ, и керамит их брони лязгнул. В этом читалось облегчение и благодарность.

— Хорошо, браг. Я надеялся услышать эти слова.

Затем он разомкнул объятия и отошел, разглядывая стоящую перед ним стаю. Жесткие черты его лица немного смягчились.

— А это еще кто? — спросил он с улыбкой. — Теперь мы принимаем детей?

Гуннлаугур жестом велел Хафлои подойти.

— Осторожнее, — предупредил он. — У этого щенка есть когти. Хафлои, это Гирфалькон. Он когда-то служил вместе с нами. Теперь он вернулся.

Хафлои неловко поклонился.

— Я слышал это имя, — сказал он. — Ты носишь Даусвьер.

Ингвар наклонил голову.

— Да, это так.

— На этом клинке вюрд.

— Говорят, что да.

— Тогда он не должен был покидать Этт.

Ольгейр шагнул вперед, собираясь отвесить затрещину Хафлои. Ёрундур мрачно хмыкнул, когда Ингвар жестом остановил Ольгейра.

— Может быть, — ответил Ингвар, уставившись на Хафлои неподвижным взглядом. — Но клинок отправляется туда, куда иду я.

Гуннлаугур закатил глаза.

— Кровь Русса, — выдавил он. — Вас только представили, а вы уже почти подрались. Он оттолкнул Хафлои от Ингвара, заставив Кровавого Когтя споткнуться. — Ты хорошо впишешься.

Затем он повернулся к остальным членам стаи. Теперь их стало семеро, что было ближе к идеальной боевой численности отряда. Они смотрели на него в ожидании.

— Все собрались, — сказал Гуннлаугур. — Как и должно быть. Теперь слушайте, вот что нам предстоит сделать.

Ингвар попытался сконцентрироваться на словах Гуннлаугура. Он чувствовал, что его руки вспотели под бронированными перчатками. Снова услышать эти голоса, почуять запахи — все это оказалось сложнее, чем он думал.

Волки не осуждали его. Они смотрели на него без упрека, которого он так боялся. Исключением был, — возможно, Вальтир, но он никогда не отличался приветливостью.

Было тяжело не наблюдать за ними, не смотреть, как они общаются друг с другом, не изучать их, как те Адептус Биологис, что исследовали тела ксеносов на столах для препарирования. В присутствии других членов стаи все вели себя непринужденно, так же, как и он когда-то. Отряд «Оникс» при всей своей убойной мощи всегда казался ему чем-то искусственным. Ярнхамар когда-то был для него домом, для остальных он им и остался.

Блуждающий взгляд Ингвара наткнулся на носовую фигуру драккара. Эти незрячие глаза были так же знакомы ему, как и все остальное. Он вспоминал, как скульптура взирала на них перед каждым заданием, бесстрастно уставившись в пустоту, пока они определяли цели и составляли графики. Морда дракка в те времена всегда казалась ему совершенно бесстрастной. Сейчас, когда он вернулся, ее выражение стало почти благожелательным.

В прошлом в этой комнате раздавался голос Хьортура. Странно было слышать здесь рычащие интонации Гуннлаугура. На какой-то миг он счел их оскорбительными. Только потом, когда Ингвар понаблюдал, как другие прислушиваются к этому голосу, он стал воспринимать его как нечто естественное.

Гуннлаугур говорил с грубой, прямолинейной властностью. Он всегда был уверен в себе, но сегодня все воспринималось иначе. Воин говорит одно, когда на кону находится его собственная жизнь. Теперь ему приходилось думать о целой стае, и его интонации изменились.

«Тебе идет это положение, брат, — подумал Ингвар. — Ты вырос».

— Рас Шакех, — начал Гуннлаугур, щелкая переключателем на устройстве, которое умещалось в ладони. Огненно-красный гололит, вращаясь, поднялся в воздух перед ним. — Мир-святилище субсектора Рас. Принадлежит Экклезиархии и пользуется некоторой поддержкой ордена Льстецов. Однако наши братья заявили, что больше не смогут защищать этот мир. Как мне сообщили, их силы истощены.

Ёрундур фыркнул, покачал головой, но ничего не сказал.

— Говорят, что до того, как миры субсектора Рас были взяты под крыло Имперского культа, — продолжил Гуннлаугур, — существовало соглашение между ними и Фенрисом.

— Кто говорит? — спросил Вальтир.

— Черная Грива, — коротко ответил Гуннлаугур. — И Ульрик, и Гримнар, и все, кто помнит, что, Хель забери, мы творили пять тысяч лет назад.

Тон Гуннлаугура выдавал его отношение к информации, которую ему нужно было сообщить. Ингвар почувствовал, как его воодушевление проходит. Эйфория от возвращения прошла, и казалось, что порученное задание принесет не много славы. Оно смахивало на обычную гарнизонную рутину.

— Это не гарнизонная служба, — сказал Гуннлаугур. — Это начало наступления по нескольким фронтам в ничейное пространство. В операции задействованы три субсектора, и мы будем ее частью.

Ольгейр одобрительно кивнул.

— Хорошо, — раздалось его ворчание.

Бальдр, казалось, задумался.

— Под чьим командованием? — спросил он.

— Верховного главнокомандующего еще не назначили, — ответил Гуннлаугур. — Не обольщайтесь. Впереди еще годы подготовки. Мы — первая волна, и наша задача — обеспечить безопасность миров до начала основных перемещений войск. Какое-то время действовать будем только мы.

Ёрундур фыркнул.

— И это не гарнизонная служба?

— Мы не будем просиживать задницы. — Гуннлаугур стоял на своем. — На рубежах замечена вражеская активность, более скоординированная, чем обычно, и более частая. У нас будет возможность поохотиться.

Выражение лица Бальдра не изменилось. Он по-прежнему выглядел задумчивым.

Ингвар чуял настороженность, которая исходила от остальных и наполняла комнату. Они не были дураками и могли понять, когда их отправляли на бестолковое задание.