была предназначена Сандером для меня. Ощущая, видимо, как и я, неловкость подобной ситуации, Настя сидела прямо, не опираясь на спинку, положив ногу на ногу, опустив глаза и держа себя правой рукой за локоть левой, твердо упершейся в сиденье дивана; я про себя удивился, неужели она не ощущает неудобство своей позы. Настя была довольно красивой, ухоженной брюнеткой с прямыми волосами, темно-карими глазами, четко очерченными линиями ресниц; тонкий аккуратный чуть вздернутый носик вел взгляд к накрашенным темной помадой губам. Я задержался на них подольше. Губы как губы, вроде бы ничего особенного, не тонкие, но и не чересчур полные, их очертания казались идеальными. То есть вот если бы существовала идеальная форма губ, подумал я, то она была бы именно такой, как у этой девушки. Я не испытал по этому поводу никаких эмоций, просто вдруг пришло в голову. «Да, у этой девушки идеальные губы», – отметил я еще раз и перевел взгляд на ее шею. Шея как шея, тоже вроде ничего особенного… И грудь вполне средняя… Вполне обычные худенькие плечи… «Идеал среднестатистической девушки», – подумалось мне. То равновесие, некое среднее положение, к которому стремится большинство женщин. Настя как раз попадала ровно в этот идеал. Таким женщины завидуют, а мужчины… мужчины не обращают внимания. Как ни крути, глазу не за что было зацепиться в ее внешности: все в ней было слишком «средним». Я опустил глаза, и через секунду поднял их на девушку, присевшую рядом с Сандером.

Марина – так ее звали – была прямой противоположностью своей подруги. Вернее, так мне почему-то показалось. Хотя, рассмотрев ее внимательнее, я понял, что это не совсем так – по всем параметрам она казалась практически таким же среднестатистическим идеалом, как и Настя. И все же в ней было что-то другое. Что-то, отчего мое сердце тут же напомнило мне о своем существовании, застучав в ушах бодрыми толчками. Я смотрел на нее не отрываясь, лишь изредка на автомате отпивая по глоточку из чашки с эспрессо. Время сплющилось в тонкую лепешку, так что успела высохнуть парочка небольших океанов – или это были лишь капли кофе на блюдце, – а я все смотрел. Она была… особенной. Когда она говорила что-то, мне казалось, что я вижу, как колеблется воздух в такт ее словам; ее улыбка проникала глубоко-глубоко, всколыхивая какие-то давно забытые ощущения тепла, самого нежного в мире тепла и света; в движениях ее рук была некая врожденная грация, и казалось, что вот именно так, так и должна двигаться, говорить и выглядеть моя девушка, лучшая для меня девушка, единственная по-настоящему моя девушка, как будто я всю жизнь это знал, и вот наконец убедился воочию, как этот образ воплощается в живое существо, сидящее в каком-то метре от меня, отгороженное лишь эфирной стеной моего внутреннего мира и слоем мутного воздуха. Мне казалось, что я знал ее всегда, что ее трехмерное анимированное изображение было намертво впечатано в карту моей памяти с четкой инструкцией: «это то, что тебе на самом деле нужно, пойди и возьми это, иначе твоя жизнь потеряет смысл». Будто теперь я ее просто вспомнил. Я смотрел на нее – она с кокетливо-довольной улыбкой и опущенными вниз глазами слушала, что шептал ей на ухо Сандер, – и понимал: эта девушка должна быть моей. Или я должен уйти отсюда немедленно, третьего не дано. Я не знал, что именно вызвало во мне такую реакцию, но понимал, что Сандер, видимо, тоже попал под действие ее странных чар. Хотя он вел себя так со всеми девушками, которых собирался уложить в постель, так что у меня оставалась надежда… «Встречаемся иногда», – всплыли в памяти его слова. В любом случае, через несколько минут я уже был готов воевать до победного конца, все равно с кем, но Марина должна была быть со мной. Не знаю, откуда у меня взялось это странное чувство, я даже не мог вспомнить, посещало ли оно меня когда-нибудь раньше… Если это и случалось, то очень давно. Я уже был уверен, что освободился от инстинкта собственности в отношении к людям, и вот – на тебе. Марина вызвала в моей устаканившейся действительности внезапную бурю, в считанные мгновения сломавшую все построенные мною укрепления. Мне оставалось только молча сидеть, пытаясь смирить свою внутреннюю стихию, но она рвалась наружу. Я почувствовал, как на моем лице воцаряется натужная улыбка.

Я влюблялся. Какая-то часть моего «я», отстраненно наблюдающая за происходящим, констатировала этот факт. Прямо сейчас я ощущал, как происходит этот скоротечный процесс – процесс влюбляния. «Отстраненный я» с интересом наблюдал за тем, как с калейдоскопической быстротой сменяют друг друга физиологические реакции. Через пару минут диагноз был поставлен: «влюбился как шестнадцатилетний мальчишка». «Отстраненный я» саркастически констатировал: есть у тебя миллион долларов или нет, все происходит одинаково. Провинциальное кафе сменяется на столичный ресторан, турецкие шмотки – на костюм от Ferre, но процесс остается прежним. Ты видишь человека, который тебя чем-то цепляет, задевает что-то, неизвестное тебе самому, в потаенных глубинах твоей запрятанной за высокими стенами души, и все: все остальное, что ты ценил, во что ты верил и о чем ты мечтал, разлетается, как будто вдруг мгновенно сгорело, превратилось в пепел и развеялось по ветру. «Любовь – это крематорий», – подумал «отстраненный я» и воображаемо хмыкнул, довольный своей оригинальной метафорой.

Тем временем «настоящий я» продолжал молча сидеть, растекаясь по дивану под действием неодолимой тяжести свалившихся вдруг эмоций. Официантка принесла роллы. Настя делала вид, что я не существую, Сандер и Марина были поглощены друг другом. Я перевел невменяемый взгляд на Настю, и так и остался сидеть, неподвижно глядя сквозь нее.

С этим надо что-то делать, что ты сидишь, как истукан выдолбленный, – «отстраненный я» двинул мне по башке воображаемой кувалдой. «С этим надо что-то делать», – повторил я самому себе, и взял тарелку с роллами.

* * *

– Что, не понравилась Настя? – спросил Сандер, когда мы ехали домой.

Я поразмыслил немного и решил мягко перейти в наступление.

– Сандер, а что тебя связывает с Мариной?

– Хм… да ничего особенного. Просто встречаемся. А что – Маринка тебе приглянулась?

– Ты мне не говорил, что встречаешься с кем-то. Я думал, ты ограничиваешься бабочками-однодневками, – кажется, это получилось резче, чем я хотел.

– А ты что, государственным обвинителем заделался?

Я прикусил язык. Все-таки, не стоило так говорить. Сандер, в конце концов, тоже человек. Не такой уж плохой человек, между прочим. Как все. Со своими эмоциями, ценностями и приоритетами.

– Ммм, извини, – сказал