Воцарилось неловкое молчание. Радио в такси пело голосом Aerosmith о сумасшедшей любви. Crazy, crazy, crazy of you, baby. Прямо в тему, подумал я.

Мы просидели в ресторане до позднего вечера. Сандер с Мариной вели себя, как закадычные друзья детства, не видевшие друг друга пятнадцать лет: они шутили и смеялись, заряжая своей энергией и нас с Настей. Похоже, они идеально подходили друг другу. Мы же с Настей за весь вечер едва перебросились парой слов, в основном слушая эту счастливую парочку.

Разумеется, я не встал и не ушел, хотя понимал, чем это грозит. И понял, что теперь влип. Влип по уши. Беспросветно и безнадежно. Конечно, я все еще не знал, что связывало Марину с Сандером, но со всех сторон я ему проигрывал. Кроме, разве что, денег. Конечно, у него не было миллиона, а у меня – был, но сейчас это преимущество казалось мне ничтожным. Чтобы привлечь такую девушку, как Марина, никаких денег не хватит. Тут нужно что-то другое, думал я. Какое-то движение судьбы, чтобы поверить, что все действительно неслучайно. Движение судьбы, приводящее ее в мои объятия. Как в американских мелодрамах. Должен ли я помочь своей судьбе?

Эта девушка создана, чтобы быть моей. Я чувствовал, что всю жизнь жил, готовясь к этой встрече. И все равно пришел неподготовленным. И неподготовленным должен выбрать: либо я получу жизнь в бесконечной радости, либо поставлю на себе крест и обреку на медленное умирание. Вот такой грандиозный выбор стоял передо мной в тот вечер.

Конечно, я решил его отложить. Мне всегда казалось, что с жизнью можно поиграть в прятки, схитрить, отложив важный выбор на момент, когда я наберусь достаточно сил, чтобы в любом случае одержать победу, либо просто отказаться от выбора, сделав вид, что не вижу его, и позволить другим сделать его за меня. Кто знает, как бы все повернулось, если бы я все-таки сделал выбор именно в тот вечер. Но я его не сделал. Я подумал, что если Сандер уже сейчас с ней, значит, у меня нет шансов это изменить; пусть я знаю, что для него это лишь очередное развлечение, а для меня – вопрос почти что жизни и смерти, но изменить ситуацию я пока не в состоянии. И поэтому лучше подождать. А вдруг что-то изменится. Судьба сделает еще один ход. Тем более через два дня я улетаю в Китай. А впереди – долгая жизнь, у меня на счету миллион долларов, а Сандеру рано или поздно надоест с ней играться, он ее бросит, и тогда я уж точно смогу завоевать ее сердце. Если бы я тогда знал, как все обернется…

V

– It’s a first day of the rest of your life, – пело радио женским голосом под решительные хаус-ритмы.

Я поставил диск Земфиры и снова уставился в окно на утреннюю Москву. Сандер спал, готовить мне было лень. Проснулся я уже больше часа назад, и все это время сидел на высоком табурете, бессмысленно упирая взгляд в окна верхнего этажа дома напротив. На часах было без двадцати восемь.

Я продолжал по привычке просыпаться в шесть утра. Обычно, открыв глаза, я смотрел на часы, чертыхался и переворачивался на другой бок, стремясь урвать-таки у жизни положенные мне часы отдыха. Но сегодня я поднялся сразу и, не умываясь, сел на табурет и уставился в окно. Глаза некоторое время продолжали болеть и слипаться, но потом эти ощущения ушли сами собой. Я хотел думать. Думать не получалось. Мысли не желали возвращаться в мою опустошенную внезапным штормом эмоций голову. Вместо них там летали какие-то обрывки слов, оставшихся после вчерашнего вечера, как обломки домов после цунами. Глаза время от времени переключались с одного предмета на другой, и тогда в мозгу появлялась очередная фраза типа «стена желтая от солнца» или «вон кто-то в окне, кому это приспичило так рано встать?».

Спал я без сновидений. Просто провалился в темный колодец, настолько глубокий, что даже не слышно было бы звука брошенного в него камня, и все падал и падал, и никак не мог наконец упасть, будто застыв навечно в моменте падения. Такой был сон. Как временная смерть. Как будто я примерял смерть на себя, приноравливаясь к ней, оценивая степень своего страха, наряжаясь в костюм вечного холода и забвения, решая, подходит он мне или я пока еще не созрел для него, как если бы нескладный сын-подросток примерял деловой костюм своего упитанного жизнью отца.

Солнце понемногу наполняло меня своей утренней бодростью, и в голове мало-помалу стали появляться следы мыслей. Я по-прежнему не мог поймать их за хвост, чтобы додумать до конца, но по крайней мере холодная безразличная пустыня моего сознания начинала покрываться скудными ростками идей и эмоций. Я пошел в ванную, умылся и почистил зубы. Заглянул в глаза зазеркальному себе – там была только пустота. Глаза молчали. Я вдруг понял, что все мои внутренние «я», постоянно одолевавшие меня разнообразными противоречивыми советами, мнениями и даже приказами, вдруг заткнулись, как будто их организацию внезапно ликвидировали, сократив весь персонал. Что-то случилось, и в голове воцарилась тишина. Сумрачная и бездонная, как тот сонный колодец, в который я провалился ночью.

Сегодня суббота, сообразил я. Сандер будет валяться, наверное, до обеда. Я решил не готовить сегодня завтрак. Есть не хотелось, а Сандер как-нибудь сам разберется – взрослый уже дядя. Я собрался и вышел на проспект, надеясь, что шум просыпающегося города приведет мою голову в порядок.

У подъезда рядышком, как два сонных цыпленка, стояли мой «лексус» и сандеровский «авенсис». Я подмигнул обоим по очереди, и показалось, что они ободряюще улыбнулись мне в ответ. Как-то так они выглядели, улыбчиво и ободряюще. Что-то вроде «не переживай ты особенно, все будет окей, а если что, мы тут всегда тебя ждем». Как будто машины умеют разговаривать…

Я остановился на минуту, огляделся – вдруг еще каким-то машинам вздумается со мной пообщаться – и пошел вперед, шагая настолько быстро, насколько мог, чеканя каждый шаг, как на параде. Быстро и четко. Думая лишь о движениях ног, прослеживая сокращения мышц, контролируя направление. Что ни говори, а наше тело – замечательный механизм. Стоит только задуматься о том, как четко и быстро оно исполняет наши команды, о которых мы толком и не задумываемся даже, как в полном консенсусе друг с другом работают мускулы – четко и быстро, – и просто нельзя не преисполниться восхищением.