с тобою горе. И когда я принял это решение, мне стало легко. Мне только кажется, что, будь Аликс с нами, мы бы легче переносили наше горе…

* * *

Душевные страдания, нравственное напряжение и томление, которые семья переживала в Спале, продолжались и после переезда в Крым. Тревога, как прилив и отлив, то поднималась, то ослабевала, смотря по тому, как чувствовал себя Император. Лечение, прописанное профессорами, не остановило болезни. День за днем незаметно слабели физические силы. Богатырский организм безуспешно боролся со страшным недугом. Всей силой своей огромной воли Царь пытался преодолеть болезнь. В первые дни по приезде в Ливадию он совершал прогулки пешком и в экипаже; скоро должен был прекратить выезды, но каждый день вставал и сидел в кресле, потом и это кончилось: он слег, чтобы больше не встать.

Дни и ночи Государыня проводила около больного мужа. Старалась скрыть свое волнение и свои муки: боялась дурно повлиять на его настроение. Можно было удивляться, как хватало у этой хрупкой, слабой на вид женщины столько нравственных сил, чтобы преодолеть крайнюю усталость и изнеможение. Ее выдержка и самообладание были великолепны. Ни одной слезы она не проронила в присутствии мужа. Она улыбалась, она ободряла его, вела такие разговоры, которые успокаивали больного, старалась показать, что болезнь совсем несерьезна, надо только следовать указаниям врачей.

Николай Александрович страдал по-своему. Когда отцу становилось хуже, он падал духом, приходил в отчаяние и скорбел невыносимо. Быть в таком состоянии долго он не мог. Чтобы оторваться от этой мучительной атмосферы, чтобы размыкать горе, он уезжал в горы или спускался по обрывам к морю. Ему казалось, что во время его отсутствия непременно произойдет облегчение в болезни отца и он опять будет счастлив. Когда же Император чувствовал себя лучше, Николай Александрович по-детски радовался и забавлялся, как юноша, весело и беззаботно. В возможность смерти отца он совсем не верил и самую мысль об этом он гнал прочь.

Каждый день Николай Александрович делал записи в дневник. В интимных, простодушных, порой даже наивных коротеньких записях он отмечал то, что, по его мнению, было достойно внимания. Он был весь тут налицо: сердечный, мечтательный, добродушно-жизнерадостный, простой и обыкновенный, как самый обыкновенный человек. В этих записях нередко проскальзывал веселый насмешливый юмор. Каждый день мечтал о счастье, о своей «ненаглядной душке Аликс» и о том, что вот-вот на земле установится такое положение, когда все люди вдруг станут счастливыми и исчезнет горе с земли.

«В два часа поехали верхом в Айтодор, куда папá и мамá приехали раньше. Смешно было осматривать апартаменты Ксении в новом доме, в котором она, как хозяйка, принимала нас и поила чаем. Она и Сандро выглядят такими счастливыми, что большего и желать нельзя. Душа радуется, глядя на них обоих. Но при виде их счастья невольно думаешь о своем, о том, например, что могло бы быть, если бы я тоже женился летом» (25 сентября).

«Утром после кофе, вместо прогулки, дрались с Ники каштанами, сначала перед домом, а кончили на крыше. В 2 часа отправились верхом к водопаду; влезали выше второй площадки. Опоздали к чаю»…

«Невеселый день. Дорогой папá почувствовал себя настолько слабым, что сам захотел лечь в постель. Это случилось после грустного, томительного завтрака… Уехал, скрепя сердце, верхом по дороге в Учансу и затем через Алупку и Ялту вернулся домой»… (4 октября).

«Папá и мамá позволили мне выписать мою дорогую Аликс из Дармштадта. Ее привезут Элла и дядя Сергей. Я несказанно был тронут их любовью и желанием видеть ее. Какое счастье снова так неожиданно встретиться, — грустно только, что при таких обстоятельствах» (5 октября).

«После завтрака поехал верхом в Ореанду. Вид на пляж, где прибой был громадный, — редкостный… Получил чудную телеграмму от милой, дорогой Аликс уже из России о том, что она желала бы миропомазаться по приезде. Это меня тронуло и поразило до того, что я ничего долго не мог сообразить»…

Десятого октября принцесса Алиса приехала в Ливадию. День встречи опять был днем величайшего счастья. Николай Александрович не боялся упреков в том, что он жениховался в то время, когда отец находился в таком тяжком состоянии болезни. На замечание матери: «Не лучше ли повременить, Ники?» он с жаром ответил: «Мамá, какое же тут жениховство. Аликс почти член нашей семьи. Она самый близкий нам человек. Я считаю, ее место здесь, у изголовья нашего дорогого папá. Мы будем с ней вместе молиться за его скорое выздоровление».

Любовь — огромная двигающая сила. Может быть, иногда она бывает слепой, не терпит «ума холодных рассуждений», порой толкает человека даже на преступления, но во имя ее часто совершаются дела величайшего самопожертвования, самоотречение, и движимый ею человек способен преодолеть все препятствия. В основе своей она сила радостная: светлая, действенная и животворящая. Только тот, кто любил в молодости, любил любовью, а не страстью разбуженной крови, тот поймет, какое сладкое, чистое сердечное томление пережили Аликс и Ники, ожидая встречи.

«Проснулся с чудным жарким утром. В девять с половиною отправился с дядей Сергеем в Алушту, куда приехали в час дня. Десять минут спустя из Симферополя приехала моя ненаглядная Аликс с Эллой. Сели завтракать в доме отставного генерала Голубова. После завтрака сел с Аликс в коляску и вдвоем поехали в Ливадию. Боже мой, какая радость встретиться с ней на родине и иметь близко от себя. Половина забот и скорби как будто спало с плеч. На каждой станции татары встречали с хлебом-солью. Вся коляска была запружена цветами и виноградом»…

Они ехали тесно прижавшись. Он обнимал ее горячее тело, говорил нежные слова о любви, о том, как он тосковал и томился в разлуке, как постоянно мечтал о встрече и как он рад ныне быть с ней вместе. Она смотрела на него сияющим, радостным взором. Она светилась счастьем, нежно ласкала его и целовала стыдливо, боясь, что кучер заметит ее поцелуи. Она шептала ему:

— Ты мой прекрасный господин, и я твоя добровольная рабыня. Любящая, преданная, верная рабыня, готовая, не задумываясь, отдать за тебя жизнь. Быть твоей — для меня невыразимое блаженство. Я испытываю чувства, которых нельзя описать. В разлуке я была постоянно с тобой; я чувствовала тебя, мой возлюбленный лаусбуб[1], и днем и ночью; я знаю и верю, что для истинной любви не существует расстояний…

Коляска катила по гладкому шоссе среди роскошной природы благодатного Крыма.