– Слухи о твоей семье все равно по всему колледжу ходят. Честно, мне всегда было интересно, что ты вообще в этом колледже делаешь.

– Мне предлагали поступить в университет, – пожал плечами Люк. – Отчим даже хотел оплатить мое обучение в Канаде. Но я отказался.

– Почему?

– Не хочу быть зависимым от него.

Кита уставилась в свою тарелку. Ей много что хотелось спросить, но после последних слов у нее не поворачивался язык.

Неловкое молчание нарушил очередной звонок. Люк опомнился не сразу и рассеянно потянулся за телефоном в карман.

– Да? Что, уже? Хорошо. Кита, – Люк прикрыл рукой микрофон, – собирайся. Такси приехало немного раньше.

– Такси? – опешила та.

– Да, такси. Тебе недолго же? Все вещи в прихожей, где ты их вчера оставила.

Кита спешно подскочила с места и натянула на себя свитер. Пока Люк разговаривал с кем-то по телефону, вопросы, которые ей так хотелось задать, напрочь вылетели из головы.

– Выходи, машина ждет, – поторопил ее парень, и Кита поспешила к двери.

Когда она нажала на ручку и толкнула дверь, ее взору предстало удивленное лицо ее водителя.

Кита вылупилась на него во все глаза.

Перед ней стоял последний, кого она ожидала увидеть – Дилан Ройал собственной персоной.

***

– Люк, твою мать, это как вообще понимать?

Басист был в бешенстве. Когда немая сцена закончилась и ошеломленная Кита была отправлена к машине, он накинулся на Люка с требованиями объяснить, что тут происходит.

– Во-первых, это твоя работа, – невозмутимо отозвался Люк.

– Это подстава! Натуральнейшая! Ты прекрасно знаешь, что мы не ладим!

– Во-вторых, – продолжил О’Милан, – вам давно пора поговорить. Вот и пообщаетесь в поездке.

– Ты шутишь? – взревел он. – И ты вызвал меня с работы только поэтому?

– Не с работы, а для работы. И не я, а Том. Не переживай, получишь ты свои деньги. Напомни, я тебе на карту сброшу.

– Ты… – У Дилана не осталось приличных слов, одни непечатные. Он фыркнул и провел рукой по серебристым волосам. – Не повезу я ее никуда! Я в ваши с Томми игры играть не собираюсь!

– Кошмар. – Клавишник закатил глаза. – И что ты ей скажешь? Она уже в машине, выкинешь ее оттуда, что ли? И вообще, неужели тебе так сложно отвезти девушку домой?

Дилан скрипнул зубами.

– Издеваешься?

– Просто интересуюсь.

– Хрен с вами. – Дилан выругался. – Отвезу. Но вы мне крупно должны будете. Оба!

– Ладно, ладно. Давай, вези.

“Еще посмотрим, кто кому должен окажется…” – подумал он, провожая басиста взглядом.

Дилан залетел в кабину водителя и рывком повернул ключ зажигания. На Киту он даже не взглянул. Его серебристая Nissan Teana заурчала и тронулась с места.

***

Даже для такого небольшого городка, как Нарвиль, утро буднего дня превращалось в настоящий кошмар на дорогах. Дилан надеялся, что они смогут проскочить по объездной, но жестоко ошибся. Понял он это слишком поздно, когда уже заехал на развязку и давать обратный ход было поздно.

Первое время поток машин вяло двигался по трем полосам. Дилан нервно постукивал пальцами по рулю, переводя взгляд с зеркал заднего вида на багажник красного фиата впереди. Киту, сидящую на пассажирском месте, он видел краем глаза, но старался на нее не смотреть. Девушка даже не пыталась завести разговор и молча изучала виды за окном.

Впереди случилась какая-то авария, прямо по центральной полосе рядом с очередной развязкой. По крайней мере, такая информация была на картах Google. Пробка растянулась на несколько километров; машины то двигались, то останавливались, и Дилан мог предположить, что движение открывали интервалами – сначала им, потом на въезд, потом снова им и так далее. В этой теории он убедился, когда машины окончательно встали и водители вылезли на морозный воздух покурить.

Дилан пробубнил себе под нос очередное ругательство и заглушил двигатель. В салоне повисла гнетущая тишина: Кита все так же молчала, разглядывая фиат, который теперь стоял в правой полосе, а сам басист погрузился в свои размышления.

Дилан прекрасно понимал, за каким-таким надом Томасу приспичило отправить его к Люку этим утром. Он был уверен, что эти двое спелись и спланировали их с Китой встречу. Они могли подгадать все, включая пробки на дорогах, чтобы у него, Дила, был прекрасный шанс поговорить с Миасс. Вот только он их о таком шансе не просил и планировал вытребовать с Томаса объяснение. По-любому, Томас был зачинщиком. Последние полторы недели только и твердил о том, что Дилану следует объясниться.

Дилан и сам прекрасно понимал, что в той ситуации оказался не прав. Однако он был не из тех людей, кто признает свое поражение. Выросший в приюте, он крепко-накрепко запомнил простую истину, действующую в его стенах: поражение – признак слабости, а слабые не выживают. И пусть времена приюта прошли, а его мир изменился, отказаться от истин, являвшихся основой его прошлой жизни, ему оказалось не под силу – слишком глубоко они въелись в его сознание, слишком сильная боль скрывалась под ними. Дилан злился на себя за то, что не мог переступить свою гордость и просто извиниться. Не смог, когда чуть не сбил Киту на дороге, когда после этого встретил ее в колледже; не может и сейчас. Всего одно слово. Одно чертово слово!

“Разве это, – сказал ему как-то Томас, – не есть слабость, которой ты так боишься?” И эти слова не выходили у Дилана из головы.

Парень сжал руль так, что побелели костяшки, после чего откинулся на сиденье. Кита сделала вид, что ей все равно, хотя стиснутые пальцы на ручках сумки выдавали ее напряжение с головой. Дил провел рукой по коротким волосам и вздохнул.

– Ты злишься за тот раз, – сказал он наконец, больше себе, нежели ей.

Кита поджала губы. Отвечать она не хотела, но колкость вырвалась сама:

– Не только из-за этого, знаешь ли.

– Я должен был извиниться, но до сих пор этого не сделал. Ты это хочешь сказать?

– А ты хочешь сказать, что простых извинений будет достаточно?

Дилан отчетливо расслышал в ее голосе обиженные нотки. Разумеется, она злилась. Если бы на него наорал водитель, едва не сбивший его минутой ранее, он наверняка бы огрызнулся. Это в лучшем случае. В худшем он бы без разбора дал в рожу. Ясно, что Кита была слишком мягкой, чтобы дать отпор, и вдобавок тогда она совершенно растерялась. Дил хорошо помнил, как блестели испугом ее глаза, как дрожали губы, как она сжимала в руках сумку, не понимая, огреть его этой самой сумкой, бежать прочь или же расплакаться прямо на