Из-за угла зеленого каркасного дома так никто и не появился. Решив, что преследователь отстал и ей удалось наконец избавиться от него, Дульси припустила в сторону своего дома. Ей ужасно хотелось снова попасть домой, снова оказаться в безопасности. Она бежала, настороженно подняв уши, чтобы слышать любой шорох за спиной.

Вскоре Дульси добралась до своей улицы – уже виден был Вильмин дом из светло-серого камня, он так приветливо и надежно возвышался посреди пышного английского сада. Как только Дульси окажется в родных стенах, ей уже ничто не будет угрожать. Жалобно мяукая, она пролетела последний квартал, проскочила мимо парадного крыльца, взлетела по ступенькам черного хода и нырнула в свою кошачью дверку.

Вильма была в кухне. Она пристально посмотрела на Дульси, потом подняла ее, прижала к себе и стала гладить. Бедняжка так тряслась, что даже не могла мурлыкать, она лишь мелко подрагивала, приникнув к худощавой пожилой женщине.

Нахмурясь, Вильма шагнула к окну и выглянула на улицу.

— Там никого нет, — сказала она, недоуменно глядя на кошку. — Это была собака? Собака за тобой гналась? Я никогда не видела тебя такой напуганной. — Женщина спустила Дульси на кухонный стол, внимательно осмотрела ее и ощупала тело и лапы в поисках ран. Когда пальцы Вильмы коснулись ушибов, Дульси вздрогнула и поморщилась от боли. Теперь Вильма обследовала каждое повреждение более тщательно, осторожно прощупывая каждую косточку.

— Кажется, ничего не сломано, — сказала она наконец. Она посмотрела на засохшую кровь на кошкиных лапах, затем нажала на подушечку, чтобы обнажились когти, и усмехнулась, увидев изрядно перепачканные кровью коготки:

— Похоже, милая, ты сумела за себя постоять. Вильма отнесла Дульси в гостиную и закутала в голубую вязаную шаль.

Окруженная нежной заботой хозяйки, Дульси стала успокаиваться. Здесь было так чудесно, так безопасно и уютно. Она дома. Вильма любит ее. Дульси уткнулась носом в теплую руку хозяйки, и в глубине ее тела заработал моторчик, издавая такой же низкий раскатистый рокот, как когда-то в детстве, когда она была полностью защищена и всеми любима.

Дульси продолжала мурлыкать, свернувшись клубочком в коконе мягкой шерстяной шали, и даже не шевельнулась, когда Вильма оставила ее и вернулась в кухню. Она услышала, как Вильма открыла холодильник, и вскоре почувствовала запах подогреваемого молока.

Вильма принесла плошку к дивану и держала ее, пока Дульси лакала. Кошку мучила страшная жажда. Она глотала с такой жадностью, что чуть не поперхнулась. Молоко и теплая шаль успокоили и приободрили ее.

Когда плошка опустела, Дульси закрыла глаза. Ее лапы и хвост отяжелели, но тело казалось невесомым, словно она парила в воздухе.

Дульси провалилась в сон.

Когда киска уснула, Вильма еще некоторое время сидела возле нее, ломая голову, что могло произойти. Она не обнаружила ни ссадин, ни укусов – никаких следов кошачьих разборок. Она не понимала, что это за странные болезненные места на теле Дульси, небольшие припухлости, как от ушиба.

Что бы там ни было, а Дульси явно кого-то поранила. Вильма надеялась, что ее любимица смогла задать хорошую трепку этой твари.

Киску нельзя было назвать неумелым бойцом. Дульси могла справиться почти с любой собакой. И она отнюдь не только защищалась. Известно было, что она немилосердно задиралась и с другими кошками.

Маленькая пеструшка была настоящей хулиганкой. Под милой улыбкой скрывалась натура крепкая и несгибаемая, как армейский ботинок. Дульси не было еще и года, когда она установила свое владычество в ближайших шести кварталах, и теперь здесь ни одна собака, ни одна кошка не смела бросить ей вызов. Нет, кто бы ни преследовал ее сегодня, это должен быть какой-то чужак.

Когда Вильма убедилась, что с Дульси все в порядке, она оставила кошку и пошла одеваться. В этот вечер она собиралась на концерт. Билеты на короткий сезон концертов были распроданы уже несколько месяцев назад, и сегодня предстояло нечто особенное – симфонический оркестр Сан-Франциско играл Шёнберга.

Вильма выбрала широкую цветастую юбку и открытую кофточку ручной вязки; за несколько недель это был первый повод принарядиться. Открывая шкатулку с украшениями и вынимая заколку с французской эмалью, Вильма втайне ожидала, что Дульси услышит поскрипывание крышки и прибежит. Киска любила покопаться в ее коллекции, блестящие украшения приводили ее в такой же восторг, как красивые мягкие вещи.

Но из гостиной не доносилось ни звука. Вильма заглянула в комнату и увидела, что Дульси спит без задних ног. Выходя из дома, она подумала, не запереть ли кошачью дверку, чтобы Дульси не могла уйти. Но при мысли о возможной утечке газа или пожаре и запертой внутри кошке ей стало нехорошо.

Если нечто преследовавшее ее все еще где-то поблизости, Дульси узнает об этом и останется в доме. Или она выйдет не дальше чем крыльцо черного хода, откуда хорошо видна улица и можно быстро улизнуть обратно в дом.

Вильма задернула занавески в гостиной и столовой, затем сдвинула шторы в кухне, задаваясь вопросом: почему это ее так заботит? Ладно, что бы ни напугало Дульси, это нечто не сможет заглянуть в окна. Обычно Вильма, как и ее соседи, оставляла по вечерам окна незашторенными. Да, жизнь в Молена-Пойнт, можно сказать, испортила ее. Испортила, избаловала и изнежила. Живя в других городах, Вильма всегда зашторивала вечером окна.

Она открыла банку лосося, любимой еды Дульси, и выложила все ее содержимое в голубую кошкину мисочку. Но Вильма не оставила миску в кухне, ей претила даже мысль о пропахшем рыбой доме. Она поставила миску на крыльцо, прямо у кошачьей дверки, где Дульси легко сможет найти ее, когда проснется.

Вильма вышла через черный ход, заперла за собой дверь и направилась по мощенной камнем дорожке к открытому навесу, где стояла ее машина.

Подавая задним ходом на улицу, она внимательно осмотрела двор и улицу – насколько хватало взгляда – в поисках неизвестного зверя. Спускаясь с холма в городок, она поглядывала на пешеходные дорожки, но ничего необычного, никаких незнакомых собак не заметила. Лишь какой-то человек двигался по улице, уходившей вбок. Вильма притормозила.

Худощавая сутулая фигура удалялась от нее. Человек этот был Вильме незнаком, во всяком случае со спины, но она ничуть не удивилась – в городке было полно туристов.

Дульси проснулась только через три часа после ухода хозяйки. Она сразу догадалась, что дома никого нет: стояла полная тишина, воздух словно застыл, ни звука, ни шороха, ни малейшего движения, как бывает лишь в совершенно пустом доме.

Некоторое время она крадучись обходила комнаты, осторожно поглядывая на окна. Перед уходом Вильма задернула занавески. Обычно она об этом забывает. Дважды Дульси пробиралась под штору, запрыгивала на подоконник и, пригнувшись, выглядывала наружу.

И каждый раз темная улица за холодным стеклом казалась пустой. Никто не прятался в густых тенях сада. Никто не стоял под кронами раскидистых дубов. На клумбах и мощеных дорожках не было следов чьего-либо вторжения.