порядком и вообще занимавшихся организацией повседневных дел. Всеобщий характер новой бюрократической традиции имел огромную важность. В начале XVII столетия, в течение одного или двух поколений самураи трансформировались из свирепых воинов в компетентных и умелых гражданских управленцев. Более того, сёгун и даймё, грубой силой и завоеваниями проложившие себе путь к власти, стали управлять, основываясь на законе, правиле, прецеденте, рациональности и, случалось, на интересах народа.

Легитимизация власти

Значительные усилия сёгуны Токугава направляли на создание новой идеологии, способной оправдать новую форму управления. Согласно «Токугава йикки» («Правдивые записи Токугава»), документальной компиляции, призванной возвеличить деяния первых десяти сёгунов, «Иэясу завоевал нацию, сидя на лошади. Однако, будучи просвещенным и мудрым человеком, он рано понял, что управлять страной, сидя на лошади, невозможно. С присущей ему мудростью он решил, что для того, чтобы управлять страной и следовать путем, достойным человека, он должен избрать путь учёности»{8}. Но Иэясу и его преемники не ограничивались следованием по этому пути. Они беспокоились и о своем социальном статусе, манипулировали религиозными образами и даже обратились к проникающим из-за рубежа этическим и философским учениям. Все это делалось для того, чтобы убедить даймё, самураев и простой народ принять — и принять безоговорочно — те механизмы контроля и инструменты управления, которые предлагались стране сёгунами.

Дом Токугава начал плести сеть легитимизации с укрепления своих тесных связей с Небесным Владыкой. Первые три сёгуна лично прибывали в замок Фусими для получения инвеституры в качестве сеии таи сёгун. Кроме того, Хидэтада в сопровождении «многочисленных даймё» посетил Киото в 1617 г., а затем и осенью 1619 г., чтобы отдать дань уважения императору Го-Мидзуноо, занимавшему престол в то время. Менее чем через год после этого сёгун выдал свою дочь Кадзуко замуж за императора. Ребенок, родившийся от этого союза императорского двора и военного лагеря, занял престол в 1629 г., после отречения Го-Мидзуноо. Новым Небесным Владыкой стала Мейсо — первая женщина-император, занявшая японский трон после длительного перерыва. До этого женщина была императором Японии в VIII в.

В Шестом месяце 1634 г. Иэмицу направился в Киото во главе огромной процессии, насчитывавшей около 40 000 человек. В город также явились многочисленные даймё в сопровождении собственных свит, состоявших из членов их семей и самураев. Таким образом, общее количество людей, находившихся в это время в Киото, перевалило за триста тысяч. Сёгун наслаждался той законностью своего статуса, которую принесла ему коронация Мейсё. С большой помпой и блеском он демонстрировал свое благосостояние, не упуская при этом и малейшей возможности продемонстрировать двору и собравшимся вместе даймё, что судьба нации отныне неотделима от судьбы семьи Токугава. Хотя незабываемое путешествие Иэмицу стало последним из традиционных личных визитов в Киото, все последующие сёгуны подкрепляли благородство своей крови браками с представителями императорской семьи и высшей аристократии Киото.

Близость к императорской семье, однако, отнюдь не гарантировала того, что должность сёгуна закреплялась за родом Токугава навечно. Семьи Минамото и Асикага, утратив военное превосходство, теряли в конце концов и свое положение. И если Токугава где-то оступятся, то император легко может переключить свою благожелательность на другую воинственную семью, способную обеспечить стабильное правление. Осознавая свою уязвимость, Иэясу и его преемники облачались в религиозные одежды. Выйдя в отставку и поселившись в 1607 г. в своем замке Сунпу (современная Сидзуока), Иэясу начал проявлять повышенный интерес к буддизму, чему способствовал Тенкай, монах секты Тэндай, который был духовником бывшего сёгуна. Прогуливаясь однажды после обеда в близлежащих горах, Иэясу отстал от своих спутников. Уже начинало смеркаться, когда Иэясу вдруг услышал бормотание отшельника: «Этот день прошел. Моя жизнь стала короче. Мы как рыбы на мелководье. Какая от этого может быть радость?»{9}. Как свидетельствует Тенкай, Иэясу в этот момент осознал суетность жизни, и в 1614 г. монах дождался обращения военного правителя в веру секты Тэндай.

Незадолго до своей смерти, последовавшей в Четвертый месяц 1616 г., Иэясу конфиденциально сказал своему духовнику: «После того как я умру, пусть меня сперва похоронят на горе около Сунпу, а затем, по прошествии года, мое тело следует перенести в Никко, где будет обитать мой дух, всегда готовый защитить мою страну и моих потомков»{10}. Местность Никко, расположенная в горной цепи приблизительно в 75 милях к северу от резиденции сёгуна в Эдо, считалась обиталищем многочисленных благожелательных божеств. Немного раньше Тенкай основал там небольшое святилище. В соответствии с желаниями Иэясу, весной 1617 г. его тело было извлечено из первоначальной могилы. Его торжественно пронесли по провинциям Канто, а затем поместили в мавзолей, построенный для него в Никко. В первую годовщину смерти великого правителя Тенкай провел торжественную освятительную церемонию, а Небесный Владыка объявил в Киото об обожествлении Иэясу, присвоив ему посмертный титул Тосо Дай Гонген («Освещающий Восток, Божественное воплощение Будды»).

Как утверждалось в учении буддийских сект, Будда может принимать различные формы. Он был историческим лицом по имени Сиддхартха Гаутама (Шакьямуни), который жил предположительно в 563–483 гг. до н. э. и создал новую религию в своей родной Индии. Он же является вечным и всеобъемлющим Буддой, известным японцам как Дайничи. И он же является нёрай — трансцендентными персонажами, такими как Амида (Будда Западного рая) и Якуси (Будда Исцеления). Непосредственно вслед за Буддами следовали бодхисаттвы. Они представлялись персонажами, наделенными огромной духовной силой и безграничным состраданием. Они достигли просветления, но войти в рай отказались, желая помочь остальным найти спасение. Как Тосо Дай Гонген канонизированный Иэясу стал воплощением Якуси, способным осветить путь к просветлению для японского народа.

Трансформация Иэясу в Тосо Дай Гонгена также позволяла его духу занять место и в синтоистском пантеоне. Синтоистские верования, которые зачастую считают местной японской религией, стали превращаться в организованный набор практик в VI–VII вв. — как раз тогда, когда в страну начал проникать буддизм. Однако основные ценности, вокруг которых формировался «Путь Богов», появились гораздо раньше. Они основывались на глубоком почитании ками — духов или божеств, которые наполняли своим присутствием природу. Термин ками записывался при помощи той же идеограммы, которая передавала син в слове Синто (вторая идеограмма которого означает «путь»). Один из наиболее выдающихся ученых XIX столетия давал этому понятию следующее объяснение: «Божества неба и земли, упоминания которых встречаются в древних текстах (таких как Кодзикй), а также духи, которым поклоняются в святилищах, и, кроме того, такие существа любого