Я выпрямилась. Вот оно. Он даст мне выполнимое поручение, и я смогу избежать смерти.

– На протяжении веков, – продолжает отец, – мы были деревней охотников. На нас лежит ответственность снабжать мясом Пераксоло в виде ежегодной Дани. В результате наши дети вынуждены голодать, охотники выбиваются из сил, а дичь в лесах вокруг деревни встречается все реже.

Я запуталась. Я должна буду обеспечить жителей пропитанием? Я могла бы научиться охотиться. Я могу убить зираптора, насколько сложнее может оказаться поимка вальдезавра?

– Поэтому, – объявил отец, – твой маттугр – убить бога Пераксоло.

* * *

Что они хотят?!

Я прокручиваю слова в голове не менее трех раз, пока до меня начинает доходить их смысл.

– Если ты выполнишь возложенную миссию, то будешь удостоена величайшей для любого смертного чести. Пред тобой распахнутся…

Я перестаю слушать. Это не имеет значения. Он не мог сказать ничего, что бы смягчило потрясение.

Я должна убить самое могущественное в наших землях существо.

Как же должен презирать меня отец, чтобы поручить такое?! Он позаботился о том, чтобы я никогда не смогла вернуться домой. Ведь никто не может убить бессмертного бога.

– …настало время покинуть деревню, – тем временем говорит отец. – У тебя было достаточно времени попрощаться со всеми. Отправляйся же, или будешь навеки изгнана из рая Рексасены.

Я не осмеливаюсь взглянуть на лицо матери, чтобы не увидеть радости в ее глазах. Не хочу на это смотреть, как и на лица тех, с кем я тренировалась бок о бок. Мне и без того хватает хруста скорлупок, сопровождающих каждый мой шаг. Я бросаю быстрый взгляд лишь на немногих дорогих мне людей. Салвания, Тормиса, Алара, Ашари и Иррения. Пять сестер прижимаются друг к другу со слезами на лицах, их глаза светятся любовью.

Их образ – последнее, что я вижу, прежде чем повернуться спиной к дому.

Последнее, что я вижу, прежде чем покинуть прежнюю жизнь и отправиться на верную смерть.

Птицы пронзительно кричат с верхушек деревьев хинны. Я фокусируюсь на их тускло-коричневом с серым оттенком оперении. Представляю, что сама могу летать и способна унестись подальше от этого ужасного места.

Последний раз я шла по этой тропе вместе с Торрином.

В этот раз я придерживаюсь дороги и уже совсем скоро оказываюсь на памятной поляне, где прошлой ночью производилась выплата Дани Пераксоло.

Пераксоло. Бог, которого мне поручено убить.

У меня невольно вырывается горький смешок. Богов нельзя убить. Мне никогда не вернуться домой. Мне предназначено умереть. Отец отправил меня на верную смерть.

Вот и все. Дальше в Лихоземье никто из деревни не заходил. За этой чертой – лишь гибельная чаща.

Но я должна идти дальше. Если я остановлюсь, то воспоминания навалятся с прежней силой. Я просто не могу себе этого позволить.

На севере и на западе находятся остальные деревни. Серавин – на юге. А на восток… отправился караван с дарами для Пераксоло. Я до сих пор вижу следы на почти неразличимой тропе, которой пользуются лишь раз в год, когда бог увозит всю нашу провизию.

Я иду по этому следу.

Чем дальше я углубляюсь в чащу, тем больше вокруг диких животных и растений. Усеянная шипами лоза цвета свежей крови вьется между корней деревьев. Лоза усеяна ягодами насыщенного синего оттенка. Я никогда не видела этих ягод раньше, но уверена, что они ядовитые. Съедобные растения просто не могут быть такими яркими. Побеги плакучих деревьев пробиваются между толстыми стволами уже выросших. Белесая кора полосками отслаивается с ветвей, именно поэтому мы и называем их плакучими.

Как только я ступаю на слой сухой листвы, устилающей каменистую поверхность, шаги становятся отчетливее. Ползучая змееловка размером в два моих обхвата маскируется под цвет тропинки и поджидает неосторожную добычу. Если не знать, что искать, то запросто можно и не заметить. Я перешагиваю через нее. Спустя несколько сотен метров я натыкаюсь на уже захлопнувшееся растение с едва торчащим из него извивающимся хвостом. Змееловка плотнее сжимает створки, и змея затихает.

Из укрытия в листве деревьев за мной пристально наблюдают чьи-то желтые глаза. Однако нападения не происходит, из чего я делаю вывод, что я слишком большая добыча для хищника, которому принадлежат эти глаза. Далеко-далеко впереди я вижу очертания горных вершин, полускрытых облаками. Если дорога не свернет, то я приду прямиком к подножию гор. Интересно, там ли находится дом Пераксоло.

Я делаю привал, чтобы отпить из фляги и съесть немного засушенного мяса вальдезавра. Ночь наступает совершенно незаметно, однако я продолжаю путь. Останавливаться и спать небезопасно. Следует соорудить убежище. Но я продолжаю двигаться, чтобы мысли не нагнали меня.

Я оборачиваюсь на каждый шорох. Ночью в чаще Лихоземья раздаются совсем другие звуки. Прон-зительные трели хищных птиц слышны издалека в усеянном звездами небе. До меня доносятся потрескивания ветвей и громыхание камней. Повсюду стрекочут насекомые. Сложно определить, близко ли находятся источники всех этих шумов. Еще сложнее решить, безопасно ли зажигать факел.

Поэтому я просто продолжаю идти.

Секиру я сжимаю в руках и готова пустить ее в ход при малейшем намеке на опасность. Я пытаюсь сохранять бдительность, но усталость от двух бессонных ночей причиняет почти физическую боль.

Становится все трудней и трудней отгонять непрошеные мысли.

Меня преследуют лица Хаварда, Торрина, Сигерта и Кола. Я представляю их удобно устроившимися в постелях, довольными и гордыми своим поступком.

Какое-то время я тешу себя мечтами о том, как прокрадусь обратно в деревню, вырублю парней одного за другим, отволоку за периметр, привяжу их к деревьям и оставлю на растерзание зирапторам.

Пожалуй, даже возможность поимки и угроза изгнания из рая меня не остановят.

Когда ноги начинают подкашиваться, я нахожу самое крупное дерево вдоль дороги и сажусь спиной к стволу с топором наготове.

Луна сегодня почти полная. На ее фоне я вижу силуэты пролетающих птиц, какие-то – совсем крошечные, другие – с мою руку величиной. Я наблюдаю за их охотой, прислушиваюсь к их гомону. Стоило мне вытянуться без движения, как холод стал просачиваться сквозь одежду. Я достаю из мешка запасные шкуры и натягиваю их на себя.

Затем замираю и гадаю, переживу ли я эту ночь.