Румян и пудры всякой лести вздорной;

В сравненье с тем, чего достоит ты,

Ничтожна лепта славы стихотворной.

Я и во сне тягаться не мечтал

С певцами – мастерами лицемерья:

Воистину высок предмет похвал

И слишком куцы нынешние перья.

Ты счел мое молчание виной? —

О нет, в заслугу мне должно вмениться,

Что я замкнул уста, пока иной

Сулит бессмертье, а творит гробницу.

Один твой взгляд живее, милый друг,

Всех наших поэтических потуг!

II

Его ль стихов раздутых паруса

Меня великолепием сразили,

Дум смелых заглушили голоса

И в гроб их колыбель преобразили?

Его ли духу что с духами привык

Общаться, к вечной приобщаясь Музе,

Сковал проклятьем бедный мой язык?

Увы – ни он, ни те, что с ним в союзе.

Пока его дурачит гость ночной

Любезною и вкрадчивой беседой,

Я нем не от восторга, – надо мной

Они не могут хвастаться победой.

Пока тебя он славит, я молчу:

Петь хором не могу и не хочу.

Джон Донн

1572–1631

Донн был правнуком Томаса Мора по материнской линии. Получил католическое воспитание в семье. Учился в Оксфорде и Кембридже, в лондонской юридической школе Линкольн-Инн. Участвовал в двух морских экспедициях под началом графа Эссекса. Поступил секретарем к лорду Эджертону, был избран членом парламента, но успешно начатая карьера была прервана опрометчивым браком, за которым последовала долгая опала. В дальнейшем принял сан священника, стал капелланом короля и настоятелем собора Святого Павла. Донна считают основоположником «метафизической школы» в английской поэзии. Его стихи, светские и религиозные, были опубликованы посмертно в 1633 г.

Эпиталама, сочиненная в Линкольн-Инн

I

Восток лучами яркими зажжен,

Прерви, Невеста, свой тревожный сон —

    Уж радостное утро наступило,

И ложе одиночества оставь,

        Встречай не сон, а явь!

    Постель тоску наводит, как могила.

Сбрось простыню: ты дышишь горячо,

    И жилка нежная на шее бьется,

Но скоро это свежее плечо

    Другого, жаркого плеча коснется;

Сегодня в совершенство облекись

И женщиной отныне нарекись!

II

О дщери Лондона, вам заодно

Хвала! Вы – наше золотое дно,

    Для женихов неистощимый кладезь!

Вы – сами ангелы, да и к тому ж

        За каждой может муж

    Взять «ангелов», к приданому приладясь:

Вам провожать подругу под венец,

    Цветы и брошки подбирать к убору;

Не пожалейте ж сил, чтоб наконец

    Невеста, блеском затмевая Флору,

Сегодня в совершенство облеклась

И женщиной отныне нареклась.

III

А вы, повесы, дерзкие юнцы,

Жемчужин этих редкостных ловцы,

    И вы, придворных стайка попугаев!

Селяне, возлюбившие свой скот,

        И шалый школьный сброд —

    Вы, помесь мудрецов и шалопаев:

Глядите зорче все! Вот входит в храм

    Жених, а вот и Дева, миловидно

Потупя взор, ступает по цветам;

    Ах, не красней, как будто это стыдно!

Сегодня в совершенство облекись

И женщиной отныне нарекись!

IV

Двустворчатые двери раствори,

О Храм прекрасный, чтобы там, внутри,

    Мистически соединились оба;

И чтобы долго-долго вновь ждала

        Их гробы и тела

    Твоя всегда несытая утроба.

Свершилось! Сочетал святой их крест,

    Прошедшее утратило значенье,

Поскольку лучшая из всех невест,

    Достойная похвал и восхищенья,

Сегодня в совершенство облеклась

И женщиной отныне нареклась.

V

Ах, как прелестны зимние деньки!

Чем именно? А тем, что коротки

    И быстро ночь приводят. Жди веселий

Иных, чем танцы, – и иных отрад,

        Чем бойкий перегляд,

    Иных забав любовных, чем доселе.

Вот смерклося, и первая звезда

    Явилась бледной точкою в зените;

Упряжке Феба по своей орбите

    И полпути не проскакать, когда

Уже ты в совершенство облечешься

И женщиной отныне наречешься.

VI

Уже гостям пора в обратный путь,

Пора и музыкантам отдохнуть,

    Да и танцорам – сделать передышку;

Для всякой твари в мире есть пора,

        С полночи до утра,

    Поспать, чтоб не перетрудиться лишку.

Лишь новобрачным нынче не до сна,

    Для них труды особые начнутся:

В постель ложится девушкой она —

    Дай Бог ей в том же виде не проснуться!

Сегодня в совершенство облекись

И женщиной отныне нарекись!

VII

На ложе, как на алтаре Любви,

Лежишь ты нежной жертвой. О, сорви

    Одежды эти, яркие тенёты!

Был ими день украшен, а не ты;

        В одежде наготы,

    Как истина, прекраснее всего ты!

Не бойся: эта брачная постель

    Лишь для невинности могилой стала,

Для новой жизни это колыбель,

    В ней обретешь ты все, чего искала:

Сегодня в совершенство облекись

И женщиной отныне нарекись!

VIII

Явленья ожидая жениха,

Она лежит, покорна и тиха,

    Не в силах даже вымолвить словечка,

Пока он не склонится наконец

        Над нею, словно Жрец,

    Готовый потрошить свою овечку.

Даруйте радость ей, о Небеса! —

    И сон потом навейте благосклонно.

Желанные свершились чудеса:

    Она, ничуть не претерпев урона,

Сегодня в совершенство облеклась

И женщиной по праву нареклась.

Блоха

Взгляни и рассуди: вот блошка,

Куснула, крови выпила немножко,

    Сперва – моей, потом – твоей;

И наша кровь перемешалась в ней.

    Какое в этом прегрешенье?

Где тут бесчестье и кровосмешенье?

    Пусть блошке гибель суждена —

Ей можно позавидовать: она

Успела радости вкусить сполна!

    О погоди, в пылу жестоком

Не