кой мне то Сомали без Елисея?! И, главное, он же хотел поехать. Ночами не спал, готовился. Прививки все сделал. Не может быть, чтобы отказался из-за чужой диссертации. Уж не знаю, почему, но я тогда уверен был, что он приедет. Делать нечего, потопал к ротному. Так мол, и так. Опаздывает человек. Задержите рейс. А он мужик матерый. Суровый. У армейского самолета вылет по часам. И так я тогда испугался, что сейчас мы улетим, а Елисей дома останется! Сам не знаю, что на меня нашло. Вытащил пистолет, и в голову себе направил. Говорю, застрелюсь прямо здесь, если взлетим.

– И как? – не поверил я.

– Похоже, что застрелился? – саркастично поинтересовался Батя, – дождались. Папка твой из Питера ехал, да по дороге его «Сапскан» забастовщики задержали. Я из-за этих экологов три месяца в штрафной роте проторчал.

– А как же Папа?

– «Умеющий любить, умеет ждать» – непринужденность, с которой Батя процитировал Бродского, добила меня окончательно. А я-то уже привык, что большая часть его житейской мудрости выражается фразой: «Не ссы!»

– Тебя же расстрелять могли! – испугался я.

– Могли, – согласился он, – но ротный оказался мужик что надо. Он у нас в Зеленой Папке первым номером шел, пока не погиб. И если меня кто-нибудь спросит, стоило ли так рисковать ради твоего отца? Да стоило. Он понял, чего я стою. А я потом все понял, когда в декретном отпуске сидел, а Елисей сутками пахал, чтобы я заочно институт закончил. Ты три месяца орал, не затыкаясь. По одиночке мы бы не справились. Весь отдел надо мной ржал, когда с коляской на улице встречали. Один он мной гордился.

Батя надолго замолчал. Я тоже не знал, как реагировать на услышанное.

– А почему мне раньше никто об этом не рассказывал? – спросил я растерянно.

– Так разговор-то взрослый, – вздохнул Батя, – а с тобой лет с тринадцати нормально поговорить уже не получалось. Это и понятно. Ты растешь, у тебя своя жизнь. Скоро вот, съедешь.

– В тюрьму я съеду, – буркнул я, опуская голову.

– Не ссы! – настоятельно порекомендовал Батя, – все решим. Надо только Лёху в системе «Россиянин» легализовать. А потом заявление напишет об утрате физических документов.

– Но это же незаконно! – я понизил голос, – никто не согласится!

– Если бы я отступал каждый раз, когда слышал «НЕТ», – усмехнулся Батя, – вас с Елисеем в моей жизни бы не было.

Он вновь полез за телефоном. Но на полпути обернулся ко мне.

– Но «нет» все равно значит «НЕТ»! Ты понял?

Да понял я, понял!

Выходной

Отпуская нас из больницы, тётя Анжелика объяснила, как управлять коляской, как менять колеса, если мальчик захочет заняться спортом или танцами. На прощание сунула Папочке увесистый каталог, который мы с царевичем всю обратную дорогу рассматривали на заднем сиденье. Все цены здесь были указаны в рублях и юанях. Вот уж не думал, что лыжи для инвалидной коляски так дорого стоят! И только один вариант. Колясок, наоборот, было много. На любой вкус и кошелек. От простеньких, с одинарными колесами, до сложных моделей с программным управлением, навигатором, «шагающих» по лестницам. А самые навороченные позволяли парализованным людям ездить стоя. Пока Батя изучал экзоскелеты и автомобили, как для самих инвалидов, так и для провоза коляски, которые шли в самом конце каталога, Папа рассказывал, что у Алеши не все так плохо. Ходить он может, если понемногу. Ему во время операции в сустав залили какой-то гель, который временно заменит естественную жидкость и разрушенный хрящ. Опять же, ноги у мальчика не парализованы. И все же настоятельно рекомендовал протезирование.

Всю субботу мы провели на свежем воздухе. Бродили по историческому центру Питера. Оказалось, что культурную столицу нужно показывать не только царевичу, но и мне. Живя за городом, отвыкаешь появляться здесь без повода. Бесценная историческая брусчатка меня, как велосипедиста, не привлекает. Толпы туристов тоже мешают проезду. На Невский я выбирался последний раз года три назад, только что школу закончил. А когда я, зевая и обнимая стакан с кофе, выглядываю из очереди в Эрмитаж, мне уже не до прелестей рассвета над Дворцовой площадью. Родители тоже давно никуда не выбирались. Папочка такой же трудоголик, как и я. Только сам себе в этом не признается. Поглядывая на целующихся и обнимающихся влюбленных, они с Батей тоже шли, взявшись за руки. Будь родители помоложе, купили бы цветы или мороженное в какой-нибудь исторической подворотне. Но прожив много лет вместе, они уже не нуждались в таких знаках внимания. Живое доказательство их любви в моем лице бодро толкало впереди инвалидную коляску.

Я уже забыл, когда мы с родителями так отдыхали. Не понимал, что стал от них отдаляться. Это происходило долго и незаметно. Мне вовсе не казалось, что есть какая-то проблема. Мы же дома видимся. Семейные ужины никто не отменял. Что бы ни случилось, я всегда знаю, что они меня ждут. Но вот именно вместе развлекаться мы не ходили уже много лет. Учеба и спортзал занимали все мое время. Мне и в голову не могло придти, что Бате не хватает наших разговоров. Надо бы по-тихому выяснить, чего не хватает Папе. Судя по всему, инвалидной коляски под моей задницей. По крайней мере, вокруг царевича он носился с удвоенной энергией. Мальчика развлекали всеми доступными способами.

Невский проспект, давно приспособившийся к нуждам туристов, был полон кафе и ресторанов на любой вкус. Мы пообедали дважды. Один раз в кафе с претензией на русскую старину «Ресторация Нестеровъ», где посетителей развлекали костюмированным представлением из жизни дореволюционной столицы, а меню пестрело расстегаями, блинами, икрой и целыми поросятами. Даже вход для инвалидов был забавно, но интересно вписан в общую стилистику заведения. Стоило нам появиться возле пандуса для колясок, из затейливо украшенных стеклянных дверей «ресторации» выскочил молодой парень. С завитыми и уложенными каким-то гелем волосами, закрученными усами, в черных штанах, сапогах, алой рубахе и блестящей черной жилетке. Он любезно, но настойчиво, оттеснил меня от Алеши, нажал на кнопку, заставляющую стеклянные двери распахнуться как можно шире, и сам вкатил мальчика внутрь.

При нашем появлении актеры-купцы, весь день делающие вид, что чаевничают у себя, в девятнадцатом веке, вызвали цыганский хор. Клюква, конечно, но мне понравилось. Наш официант, вооруженный вместо кассы-калькулятора обычным блокнотом и карандашом, который он выуживал из-за уха, порекомендовал придти сюда в день рождения. Тогда к ряженым купцам можно будет присоединиться и отобедать за одним столом. К нашему удивлению, из всех представленных разносолов оглодавший царевич выбрал гречневые