Внезапно Ханна оттолкнула его в сторону, прошмыгнула у него под мышкой и скрылась на другом конце танцпола. Да, нечасто от него сбегали девушки — в прямом смысле.

Обескураженный, он хотел было последовать за Ханной, но тут заиграла новая песня, от которой у него из крови испарились последние крохи возбуждения. Он внезапно продрог до костей.

Мысленно он видел перед собой женщину, стоявшую у кухонного стола, тянущуюся к бокалу вина, покачиваясь в такт тихой мелодии, струящейся из маленького приемника. Одна из его тетушек? Нет. Не та кухня. Женщина в его воображении повернулась, но он не видел ее лица. Но ему и не нужно было. Он весь напрягся, сжался, и непреодолимое чувство вины подсказало ему, кто она такая.

Это была кухня его матери. Неодобрение его матери напоминало ему о том, что он был для нее не более чем постоянным напоминанием о незапланированной беременности, когда она была совсем юной. Его отец сбежал от нее в ту же минуту, как услышал «радостную» новость. Он виноват в том, что ее жизнь не удалась.

— Нет-нет-нет! — послышался рядом знакомый голос.

Брэдли вырвался из когтей прошлого, едва увидел Ханну. Она стояла, прижав руки к ушам, и смотрел куда-то вдаль. Она как раз вовремя. То, что ему нужно.

— Ты как? — спросил он, положив руку ей плечо.

Ее тепло рассеяло все плохие воспоминания. Он позволил себе обнять ее за талию, нуждаясь в чем-то знакомом и надежном.

Она перевела на него глаза, молча спрашивая, в чем дело.

Желание нахлынуло на него, неожиданное, неприкрытое, такое сильное, что он едва ему не поддался. Ему хотелось взвалить ее себе на плечо, словно какому-нибудь неандертальцу, и отнести к себе в номер. В их общий номер.

Песня сменилась, и Ханна моргнула, приходя в себя.

— Я точно не знаю, но там моя мать, да?

— Ты имеешь в виду женщину, которая поет в караоке?

Ханна закивала.

Брэдли осмотрел клуб, и его взгляд задержался на матери Ханны — она стояла на сцене и, покачивая бедрами, мурлыкала одну из песен Клиффа Ричарда. Слушатели хлопали в ладоши и поддерживали ее, словно рок-звезду. К ней присоединился какой-то молодой мужчина — по возрасту он годился ей в сыновья, но, судя по тому, как они прижимались друг к другу, вряд ли он был ее родственником.

— Да, она, — пробурчал Брэдли себе под нос.

Печальная женщина из воспоминаний, всем своим видом выражавшая упрек, и искрометная мать Ханны были непохожи, как небо и земля, но было у них и нечто общее. Ни одной звание Матери года не грозило.

Повинуясь воле инстинкта, он притянул Ханну ближе к себе, и она доверчиво прильнула к нему. И кто тут играл с огнем?

— Давай же, крошка, — громко произнес он, стараясь перекричать музыку. — Пойдем выпьем.

Но не успели они пройти и пары шагов, как толпа заставила их разойтись, и Ханна затерялась где-то в толпе. Брэдли, засунув руки в карманы, наблюдал за тем, как то один, то другой знакомый заключал Ханну в радушные объятия. Она была права; ее бег голышом по улице остался у многих в памяти.

Через минуту Ханна послала ему извиняющийся взгляд. Он покачал головой, мол, все в порядке. Так и было: смотреть на то, как окружают именно ее, было для него в новинку. Он никогда не искал славы, внимание со стороны поклонников приводило его в смущение. Ханна, напротив, принимала привязанность как должное. Словно прирожденное право.

Точно по сигналу, Элиза вынырнула из толпы, буквально вырвала Ханну из чьих-то рук и привела ее обратно к Брэдли. Перекрывая шум, она прокричала:

— Я хочу тебя кое-кому представить! — и взмахом руки пригласила еще одного мужчину присоединиться к ним. Светло-каштановые волосы, ямочки на щеках, накачанные руки, на вид лет двадцать пять. «Жених Элизы», — предположил Брэдли.

Они были созданы друг для друга. Парочка жизнерадостных щеночков.

— Это Ханна, — прощебетала Элиза, обхватив сестру за плечи.

До Брэдли только тогда дошло, что это не Тим: в глазах незнакомца горел хищнический огонь.

— Роджер, — представился щекастый. — Шафер.

Элиза, ты недооценила красоту твой сестры, когда рассказывала о ней. — Он прикрыл рот ладонью и продолжил театральным шепотом: — Она просто отпад. Элиза расхохоталась и ущипнула Ханну за руку. Та притворилась, что не заметила. Брэдли почувствовал, что в груди у него зарождается совсем не щенячий рык.

— Приятно познакомится, Роджер. — Ханна протянула ему руку.

Щекастый принял ее, поднес к губам и поцеловал.

Элиза захлопала в ладоши.

Ханна вежливо заулыбалась.

Брэдли стоял, выпрямившись в полный рост, и замышлял убийство.

Элиза, должно быть, заметила его внушительную фигуру, занимавшую все свободное место, и махнула в его сторону рукой:

— Роджер, это Брэдли Найт, босс Ханны. Он на свадьбе вместо двоюродной бабушки Матильды.

В таком уничижительном тоне его еще никому не представляли.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Щекастый сжал руку Брэдли сильнее, чем было позволено приличиями. Вот негодяй. Брэдли в ответ предостерегающе сдавил пальцы мальчишки и улыбнулся, увидев, как тот поморщился.

Слабак.

— Я слышал, вы инструктор по аэробике? — поинтересовался Брэдли.

— Личный тренер, — поправил Роджер, казалось не заметив намеренной издевки.

У Ханны, с другой стороны, был зоркий глаз. Она кашлянула, наступив Брэдли на ногу проклятущим тонким каблуком. И Брэдли предпочел убрать «раненую» конечность подальше. Ханна тяжело вздохнула.

Пока Элиза восторженно описывала удобства отеля, Ханна опустила руку ему на бедро. Он сразу же напрягся всем телом, ожидая, как именно она покажет свое недовольство. Постукивание мизинца по его ноге, впрочем, Ханна сочла достойным наказанием, и Брэдли успокоился.

— Как хорошо поет ваша мама! Разве я не прав? — спросил Роджер, по-дружески хлопнув Ханну по руке.

Ханна заморгала, точно забыла, где находится.

— Простите? Ах да, вы правы.

— Она пела в ночном клубе, там ее папа и заприметил, — сообщила Элиза. — Она готовила свое выступление на конкурс «Мисс Тасмания». Он попросил ее спеть «Как ты прекрасна сегодня», а это ее любимая песня. Это была любовь с первого взгляда.

— Ваш отец был сообразительным малым, — сказал Роджер, становясь поближе к Ханне.

Брэдли с трудом удержался от того, чтобы не убрать Ханну с его пути. Пришлось ограничиться пристальным взглядом.

И тем не менее Роджер был не таким уж болваном, каким казался. Он ухмыльнулся Брэдли с таким видом, словно хотел сказать: «Попробуй одолеть меня, дедуля, если осмелишься».

— Вы, должно быть, поете как соловей? — спросил Роджер, заиграв ямочками на щеках.