спирта с настоящим бифштексом и послабление режима наплевать на свою бабскую честь.

Иона подставил дождю лицо, шёл задрав голову, рискуя завалиться в грязь. Ездра ухмылялся каким-то своим мыслям, шагая рядом. Под стволами автоматов, оказывается, все чувства и мысли становятся обострённей, чётче, ясней — вот что открыл для себя Иона. Он смотрел в серое небо, нависавшее так низко, что можно было разглядеть каждую нитку в полотне застилавших его туч, и думал о том, что в предвидении смерти даже такое невзрачное хмурое зрелище вдруг стало удивительно притягательным, уютным, невообразимо прекрасным.

— Что, Иона, с белым светом прощаешься? — хмыкнул главврач не без издёвки. — Свет нынче не очень белый для такого случая, вот беда.

И тут откуда-то хлестнул выстрел. Главный как шёл, так и повалился, не пикнув, не дёрнувшись напоследок. Вот же неплохой был врач, душевный, а пошёл против народа — и валялся теперь в грязи, и в дыре на его затылке клокотала кровь.

Охранники задёргались, заметались, пытаясь определить, откуда пришла за главным смерть. Пока пытались, ударил ещё один выстрел. Оставшийся в живых санитар метнулся под укрытие ближайшего корпуса, пуляя со всей дури по сторонам.

Иона с Ездрой не стали дожидаться, пока белохалатники переполашатся, повыбегают из корпусов и начнут искать неведомого стрелка — бросились к продмедскладу.

— Стоять! — крикнул ополоумевший санитар и наверняка хотел дать вслед очередь, но не дал. Пуля, прилетевшая по его душу, ударила прямо в глаз, как белку, чтобы шкурку не попортить, и, проделав в мозгах аккуратный тоннель, вынесла половину затылка. Поползли из тесноты черепа в грязь красные червячки.

Теперь Иона и Ездра увидели, как по крыше склада быстрой тенью скользнула к пожарной лестнице Кундри.

Когда забежали за корпус, она уже ждала их, стоя у канализационного люка, грязная, как сто чертей и воняющая, как десяток выгребных ям.

— Ну, это, и благоухаешь ты, — пропыхтел запыхавшийся Ездра.

— Скоро и ты так будешь, — отозвалась Кундри и, не теряя времени, кивнула на люк: — Лезьте.

Первые пару минут сознание мутилось, хотелось тут же упасть и сдохнуть, чтобы не вдыхать удушающий смрад. К горлу подступала тошнота, и вырвало бы обязательно, если бы было чем. Кундри, нырнувшая в люк следом, не торопила — она уже прошла через этот первый момент адаптации и понимала состояние мужиков. Но всё же нетерпеливо переминалась с ноги на ногу в зловонном иле.

— На месте не стойте, — бросила она спутникам. — Перетаптывайтесь хотя бы, а то затянет.

Как ни муторно было, они послушались и, зажимая носы, принялись топтаться в чавкающем месиве. И правда, оно затягивало ступни, как болото, и выдернуть ногу с каждой секундой неподвижности становилось трудней.

— Ну, всё, пошли, — бросила Кундри, — пока граната не прилетела.

Не успели сделать и десяти шагов в вонючей тьме коллектора, низко пригибаясь, чтобы не ссадить затылки о бетон трубы, как сзади послышалось непонятное движение, звук приземлившегося тела, хлюпанье жижи под ногами. Потом захрипел кто-то, забулькал, исходя рвотой.

Кундри шедшая впереди, с прибором ночного видения на голове повернулась, подняла снайперку.

— Эй, ты кто? — бросила она неизвестному, скорчившемуся в слабом столбе света под люком. Ответом ей были выворачивающие душу звуки блюющего горла.

— Если не отзовёшься на счёт пять — стреляю, — предупредила Кундри.

— …ждите… я… это… си… лог… — И снова: «уа!… буэ!..»

Голос был женский.

Больше всего Кундри хотелось выстрелить в нежданную незваную попутчицу и припустить, насколько это возможно, бегом, пока не добежали до люка белохалатники. Но половая солидарность, очевидная беспомощность, безоружность и неопасность несчастной остановили её. В конце концов, это могла быть беглянка из женского корпуса или из наряда по кухне. Во всяком случае, на женщине не было белого халата, а была простая незатейливая куртёшка.

— Ладно, бог с ней, — сказала Кундри, опуская винтовку. И скомандовала: — Ходу, мужики, ходу!

Мужики, мало-мальски отдышавшиеся и пообвыкшиеся с вонью, последовали за Кундри.

— Постойте, — крикнула им вдогонку незнакомка. — Я с вами.

И, увязая на каждом шагу, кое-как двинулась следом.

— Дождёмся, — сказал Ездра.

— Зачем она нам? — возразила Кундри.

— Нам без надобности, — отозвался Ездра с недовольством. — Она — себе нужная. И богу, наверно, тоже, раз он её сохраняет.

— Я не бог, — буркнула Кундри. — Мне-то она на кой сдалась?

— А если на ней жучок какой-нибудь? — предположил Иона. — Чтобы отследить нас.

— Не было у них, это, времени такое замутить, — уверенно сказал Ездра. — Ждём.

Кундри, которая по праву считала себя главной как минимум на этом отрезке пути неодобрительно прищёлкнула языком. Остановившись на секунду, решила всё-таки показать норов и снова двинулась вперёд, бросив: «Догоните, в общем».

— Ты кто? — спросил Ездра, когда женщина кое-как дошлёпала до них и остановилась, тяжело переводя дыхание.

— Психолог, — выдавила она.

— Психолог? — изумился Ездра. — Это что за зверь такой? Что-то мы тебя сроду не видели. И не слыхивали даже про такое чудо.

— Вы и Самого сроду не видели, — ответила женщина.

— Теперь уже видели, — возразил Иона.

Она ничего не сказала, только многозначительно и криво усмехнулась, но в темноте они этого увидеть не могли.

— А зачем вы с нами? — спросил Иона.

— Мне прямо здесь рассказывать? — съязвила женщина.

— Это верно, — хмыкнул Ездра. — Идём.

16

Из коллектора выбрались спустя не меньше чем два, а то и три часа движения в вязком смраде. Повалились тут же в мокрую траву и хлябь и просто дышали, дышали, дышали, постанывая от наслаждения. Потом, правда, распробовали, что воздух здесь, в топях, не много-то вкусней, но не перестали жадно его хватать.

Санаторий остался далеко в стороне, но поскольку Гадские топи представляли собой болотистую равнину, ещё можно было рассмотреть на горизонте торчащую водонапорную башню, огрызок караульной вышки и блеклые пятна крыш.

— Неужели ушли? — произнёс Иона.

— Нет ещё, — сказала Кундри. — Если смотреть с водонапорной в бинокль, мы тут как на ладони. И снайпер, думаю, тоже до нас дотянется. Идти надо.

— Удивляюсь я на тебя, деваха, — улыбнулся Ездра. — Откуда ты такая взялась?

— Я всегда была. А взялась — вот она, — Кундри кивнула на психологиню. — И