экономике почти всегда является преступным, и, поскольку были ярыми сторонниками капитализма, им было сложно не преступать закон.

Бандиты и дельцы «черного» рынка также были заинтересованы в экономике свободного рынка, поэтому реформаторы начали считать их «своими» и реагировали на рост благосостояния и собственности у преступников с хладнокровием и даже с одобрением, полагая, что бандиты смогут удерживать свой капитал лишь до тех пор, пока у них будет возможность заставлять его работать «на пользу общества»[35].

Социальный дарвинизм, экономический детерминизм и терпимое отношение к преступлениям, вместе взятые, подготовили «молодых реформаторов» к фронтальному наступлению на структуры советской системы без какой-либо поддержки со стороны общества и законодательных органов. Это стало причиной катастрофы российского общества.

Россия в 1992 году, первом году реформ, нуждалась в фундаментальных изменениях, но в моральном и психологическом отношении она была не подготовлена к быстрым и решительным преобразованиям, которые планировали «молодые реформаторы». Большинство россиян обладали коллективистским менталитетом и не были готовы к тому, чтобы принять конкуренцию без социальных гарантий, которые они долгие годы воспринимали как само собой разумеющееся. В то же время переход от социалистической экономики к рыночной на самом деле являлся переходом от экономики вертикальных связей к экономике горизонтальных связей и был очень рискован, поскольку эти горизонтальные связи, существовавшие в сердце старой структуры и на которых строилась любая экономика нового типа, были монополией «черного» рынка.

Но, несмотря на неподготовленность российского общества к несвоевременным и быстрым преобразованиям, реформаторы продолжали действовать с максимальной скоростью. Они тотчас же отпустили цены, либерализовали внешнюю торговлю и ликвидировали барьеры для импорта. Для борьбы с инфляцией денежные запасы были сокращены и рубль был сделан полностью конвертируемым. Под действием этих мер, известных под собирательным названием «шоковая терапия», плановая советская экономика в полной мере подверглась сильному воздействию рыночных сил, но без обычных гарантий рынка. Результатом этого явился внезапный и катастрофический экономический кризис, который стал в конечном счете результатом эпидемии воровства[36].

В посткоммунистической России деньги находились в руках бандитов, коррумпированных бывших членов советской номенклатуры и ветеранов подпольной экономики[37]. Ресурсы сосредоточились в руках правительственных чиновников. В обществе, где отсутствовала мораль и правовые нормы, эти партии действовали сообща.

Новая система предлагала непреодолимые искушения. Заработная плата государственных служащих была невысока, а одно официальное решение могло быстро сделать бизнесмена богатым. В этой связи решения стали продаваться за деньги. Бизнесмену, нуждающемуся в экспортной квоте, праве на то, чтобы держать правительственные фонды в своем банке и в благоприятном решении на приватизацию, говорили: «Ваша просьба будет удовлетворена, если вы получите заем в следующей международной компании». В некоторых случаях, особенно когда речь шла о Москве, данные о переводе средств в такую офшорную компанию печатались на дистрибутивных карточках. Отсюда ясно, что в таких случаях «заем» нельзя было погасить.

Взяточничество вскоре стало неотъемлемой частью ведения дел и заключения сделок в России, а расходы на подкуп правительственного чиновника считались наиболее важной частью начального капитала нового предприятия.

«Молодые реформаторы» были еще не самыми продажными и безнравственными членами появившегося в России класса капиталистов. Эта честь принадлежала бывшим членам номенклатуры, в частности директорам заводов, которые захватили власть над своими предприятиями и преобразовали их в «бизнес-фирмы». Однако по мере распространения взяточничества мировоззрение реформаторов пресекало любую тенденцию наступления на коррупцию, так как они считали, что злоупотребления будут в итоге ликвидированы самой рыночной системой. Реформаторы не переставали повторять, что «весь большой капитал был основан на нечестных деньгах». Тем не менее случилось так, что вместо устранения коррупции они сами попались на ее удочку. Многие пришли к убеждению, что если нет смысла бороться с беззаконием, смысл заключается в том, чтобы воспользоваться возможностями и тем периодом, когда они находились у власти — они боялись, что он будет недолгим, — чтобы обеспечить свое будущее, будущее своих детей и внуков.

Те, кто делал попытки бороться с коррупцией, вскоре потерпели поражение.

— Огромные толпы людей приходили в правительственные учреждения, — рассказывала Ольга Сверидова, работавшая у Бурбулиса. Казалось, будто произошло землетрясение, земля разверзлась и отовсюду хлынула лава. Эти люди рассказывали нам о том, что происходит.

С самого начала сообщения о коррупции заставляли задуматься. Нам говорили, что государственные чиновники всюду организуют частные фирмы на имя своих родственников, а затем перенаправляют государственные заказы в эти так называемые «независимые» фирмы.

В Свердловской области администрации была выдана лицензия на экспорт товаров, чтобы покупать на полученные средства необходимые продукты и лекарства для населения. Но вскоре после выдачи лицензии областные чиновники организовали фирмы на имя своих родственников, и эти фирмы начали бесконтрольно вывозить за границу металл, в частности высококачественную медь. Они наводнили медью мировые рынки и вызвали падение мировых цен на медь. У меня есть данные, что среди предметов импорта предположительно «для нужд населения» были французские духи и норковые манто.

В другой раз Министерство топливно-энергетической промышленности открыло частную фирму на втором этаже министерства. Все, кому нужна была экспортная квота на нефть, должны были платить за нее, пользуясь услугами этой фирмы. Если какой-то компании нужно было перевезти нефть в Крым, она обращалась в это министерство за получением экспортной лицензии на основании того, что доставка нефти в Крым укрепит положение России на Черном море. Представителям этой компании объясняли, что министерство не может дать им квоту, но если они обратятся в эту частную фирму, смогут за деньги получить квоту на вывоз какого угодно количества нефти.

Некоторые реформаторы были обеспокоены ростом преступности, но заявляли, что введение свободного предпринимательства неизбежно сопровождается ростом преступности. Реформаторы полагали, что они будут находиться у власти короткое время, говорили всем, что происходящие изменения явятся психологическим потрясением, а такое правительство навряд ли вызовет любовь у народа. Да и сами они, честно говоря, не знали толком, как долго они продержатся.

И все же в конце февраля Бурбулис организовал комиссию по борьбе с коррупцией, в которую вошли все главы правоохранительных органов.

На собрании этой комиссии, которое я посетила, Виктор Ерин, министр внутренних дел, внес предложение проводить проверку деловых связей родственников государственных служащих. Он объяснил, что мог бы начать с глав администрации области и осуществить детальную проверку взаимосвязей между государственными чиновниками и вновь образованными коммерческими структурами. Но, продолжал Ерин, прежде всего разъяснив свою точку зрения в Министерстве внутренних дел, его предупредил один из его подчиненных, что если он хочет остаться на посту министра, ему нужно выбросить из головы эту идею.

«Геннадий Эдуардович, — спросил