– Я уже не мальчик.

– Увы, – с грустью согласилась она, уходя в себя. – Как быстро ты вырос…

* * *

На следующий день он посетил мать в Красных покоях. У неё с визитом были две дамы. Тем утром Вэй-Фан дополнил своё простое ученическое платье новой курткой, собственноручно вышитой матерью. Он чувствовал себя в ней неловко, однако тепло поблагодарил мать. Они все сели вокруг стола. Мать взяла палочки и принялась за лапшу, её примеру последовали подруги.

– Ешь! Ешь, Вэй-Фан! – радостно восклицали они.

Их принуждённое веселье тяготило юношу. Одна из дам взяла его пиалу, другая до краёв наполнила её длинной белой лапшой, сдобренной подливой из баранины. Вэй-Фан благодарственно поклонился матери и дамам. Те нетерпеливо oжидали, когда он наконец приступит к еде.

– Ах, как же он будет хорош, когда женится! – сказала одна гостья.

– Благодарю вас, вы правы, – произнесла его мать с некоторой запинкой.

– Женюсь? Я? – вскинулся было Вэй-Фан, но мать торопливо замахала на него рукавом.

– Не слушай их, сынок! Обычные женские пересуды и ничего более. Впрочем, я недавно сама подумала, что надо бы нам попросить тётушку Ма быть твоей свахой.

Тётушка Ма улыбнулась одними уголками губ, слегка обнажив прокуренные чернёные зубы. Она казалась Вэй-Фану тощей ведьмой из сказок: седые волосы сильно стянуты в пучок на затылке, постоянно шевелящиеся узловатые пальцы, огромные выпуклые глазищи и воронья улыбка.

Старуха оценивающе взглянула на молодого человека. Вэй-Фан почувствовал себя гусём на рынке, которого ощупывает кухарка, чтобы определить, достаточно ли тот откормлен. Он вежливо, но отстранённо улыбнулся ей. Тётушка Ма всё поняла и нахмурилась.

– Мать лучше знает, что тебе нужно. Ты с этим согласен? – спросила она.

Вэй-Фан кивнул. Ведьма вновь вперилась в него долгим пронизывающим взглядом, после чего обратилась к матери:

– Любящий сын, говорите?

– Очень любящий, – решительно подтвердила та. Тётушка Ма саркастически покосилась на неё.

– Слушается ли он старших?

– Всегда!

– Не играет ли в азартные игры?

– Ну что вы!

– Опиум курит?

– Даже не пробовал.

– А не посещает ли певичек на Аллее Пипы[1]?

Вэй-Фан возмущённо уставился на мать, но та с достоинством ответила и на этот щекотливый вопрос.

– Разумеется, нет! – отрезала она, ни на секунду не запнувшись.

– Хм-м-м… – Сваха снова посмотрела на юношу и отхлебнула чаю. – В какой день он родился?

Госпожа Фан вдруг умолкла. Словно почуяв неладное, тётушка Ма воззрилась на неё:

– Как, вы не помните? Это плохо. Гороскопы совершенно необходимы. Если я не смогу составить его гороскоп, как же, скажите на милость, мне подбирать девушку, которая станет ему подходящей парой? Горе, если поженить людей, чьи судьбы различны. Всё равно что оставить козла охранять капусту.

– Конечно же я помню! – воскликнула наконец мать Вэй-Фана. – Кому и знать, как не мне, верно? Это произошло зимой, ровно шестнадцать[2]лет назад. На двадцать восьмой день одиннадцатой луны года Змеи, – аккурат в празднование десятилетия правления императора Гуансюя. Вэй-Фан родился вечером, уже после заката. А вот в который час… Нет, боюсь, сейчас мне уж не припомнить.

По мере того, как она вспоминала различные детали, госпожа Фан выглядела всё более уверенно. В углу комнаты сидела, низко опустив голову, служанка Ван, вышивая милующихся уточек на праздничном покрывале. Вэй-Фан нутром почувствовал, что в рассказе что-то не так.

Пока женщины разговаривали, юноша вяло ковырял лапшу. Впрочем, под их любопытными взглядами ему пришлось съесть её до последней крошки. Есть приходилось осторожно, чтобы ни в коем случае не порвать ни единой лапшинки. Плохая примета, если у именинника рвётся лапша долголетия. Сваха чуть ли не в рот ему заглядывала, скаля чёрные зубы.

– Что же, есть у меня на примете подходящая вам девушка, – напоследок сказала она.

* * *

Вечером того же дня Вэй-Фан и Цветок Сливы отправились на могилу мастера Чжана. Она знала, зачем они пришли, и едва сдерживалась. Юноша поклонился три раза, возжёг курения, спалил на их огне немного еды, бумажные «золотые слитки», «деньги» и «монеты», приобретённые в похоронной лавочке. Затем преклонил колени и произнёс молитву четырём ветрам.

– Мастер, вы знаете, что я – неблагодарный сын, – сказал юноша в конце. – Быть может, уже слишком поздно, однако я собираюсь сделать то, что вы мне советовали. Я найду себе нового учителя и постараюсь хоть отчасти исправить зло этого мира, чтобы он стал лучше, чем есть сейчас.

Он ещё раз поклонился, зажёг новые ароматические палочки и воткнул их в землю на могиле старого аптекаря. Ветер обыденно пел что-то своё в кедровой хвое. Вэй-Фан медленно поднялся и поклонился земле, небу и всем четырём ветрам.

* * *

– Пожалуйста, не надо! – просила Цветок Сливы, однако её нога совсем разболелась от долгого пути, и Вэй-Фан, видя её страдания, поднял девушку на закорки.

– Пустяки, вы же ничего не весите! – рассмеялся он.

Тени уже удлинились, когда они вернулись в аптеку.

– Зайдите, пожалуйста, у меня для вас кое-что есть, – застенчиво пригласила Цветок Сливы.

Она подтащила к стене табурет, кое-как влезла на него и достала с верхней полки старую корзину. Сдула пыль, потом начисто тряпкой вытерла крышку из лакированных прутьев.

– Если бы мастер Чжан был ещё жив, он наверняка сам отдал бы его тебе. Это его старое оружие.

Она вытащила из корзины свёрток и положила его на стол рядом с аптечными весами. Вэй-Фан размотал ткань: внутри находились три деревянные палки, соединённые железной цепью, они были тёмными и отполированными от долгого использования.

Сань-цзе-гунь! Трёхзвенные нунчаки, называемые ещё «свернувшимся драконом».

– Спасибо вам, госпожа! – Глаза Вэй-Фана загорелись. – Не знаю, как вас и благодарить.

С благоговением взял оружие в руки.

– Мастер Чжан как-то раз показывал их мне. Сказал, что такие нунчаки изобрёл Чжао Куан-Инь, основатель династии Сун. Взгляните, они сделаны из красного клёна, его древесина тяжела, но упруга. Каждое звено находится в полной гармонии с остальными двумя.

Он встал в позицию и начал быстро вращать сань-цзе-гунь, заводя их за спину. Несмотря на его неопытность, нунчаки приятно жужжали в воздухе. Вэй-Фан постарался припомнить всё, что старый мастер говорил ему об этом оружии.