Он собрался за Катей, но другая девочка, Лена, остановила его.

– Не надо. Я знаю, что ей сказать. Пойду, успокою.

– Катюш, ну ты чего? Не расстраивайся. – Лена взяла салфетку и принялась вытирать Катин красный нос. – Ну-ка, давай посморкаемся. Вот молодец. Ты что, Ирку не знаешь? Она только рисуется, а сама из-за родителей знаешь как переживает. Вот и старается на других оторваться.

Она обняла девушку, гладила по голове и укачивала, как ребенка. Та рыдала еще сильнее. Никто никогда вот так ее не успокаивал. Казалось, все слезы, которые ей приходилось сдерживать в этой жизни, прорвались и хлынули бесконечной Ниагарой.

«Кать, ну подумаешь, отца нет. Да если хочешь знать, у нас у половины родители или срутся в клочья, или вместе не живут. У меня вон вообще отчим. Правда, мой не погиб на стройке, – Лена хмыкнула, – банально маму бросил, когда я совсем маленькая была». Катя подняла на нее зареванное лицо и улыбнулась: «Правда?» – «Ну конечно. А ты, если хочешь знать, вообще в этой компании самая лучшая. Красивая, умная, добрая, не завидуешь никому и носа не воротишь. Давай с тобой дружить. Мне очень хочется иметь такую подругу, как ты».

Катя ужасно обрадовалась. Ей тоже нравилась Лена.

На следующий день, когда после уроков она пришла домой, мать оказалась не на работе. Уже сидела датая.

– Явилась! Проститутка!

– Мам! Скажи правду, кто мой отец?

– Хочешь знать, кто твой отец?! Так я тебе отвечу! Я его видела один раз в жизни, по пьянке залетела, аборт делать врачи запретили. Так что давай, доченька! Шляйся по мужикам! Глядишь, и повторишь мою судьбу.

Катя развернулась и, не дослушав маминых теорий по поводу своей жизни, пошла на кухню найти что-нибудь на обед.

«Ну и пусть так», – думала она. Хотя услышать такое оказалось тяжело.

Через год Катя закончила школу, поступила в педагогический, Лену пристроили в иняз, но они продолжали оставаться лучшими подругами. Через своего отчима Лена помогла найти Кате работу секретаря, и девушка смогла снять себе маленькую квартирку. На окраине Москвы, но все лучше, чем с матерью-алкоголичкой. Илья уехал учиться за границу, и постепенно их отношения сошли на нет.

Москва. 1945 год

Зоя провела в больнице весь май. Машина, сбившая ее в ту злополучную ночь, ехала не быстро. Но девочка так неудачно упала, что ударилась головой о бордюр тротуара и сильно разбила затылок. Водитель сразу привез ее в госпиталь, который, на счастье, располагался неподалеку. Обошлось без операции, но сотрясение мозга было сильным и, как потом оказалось, повредилось зрение.

Домой Зоя вернулась в круглых больших очках с толстенными стеклами, не придававшими прелести ее и без того достаточно обычному личику. Но она не унывала, а взялась за тетрадки и книжки, наверстывать упущенное. Целыми днями что-то учила, выводила, старательно высунув язык. Если Владимир Михайлович не поздно приходил с работы, то они вместе закрепляли ее успехи. Но пределом Зоиных мечтаний была, как всегда, заветная отцовская комната. Если папе выдавался выходной, утром после завтрака он говорил: «Ну что, Зоинька, пойдем порукодельничаем!» Они запирались надолго, Полина не могла их дозваться на обед, и отец учил девочку секретам мастерства, иногда сетуя, что нет Клауса. Да и было бы удивительно, если бы он появился, – в разрушенной стране после войны с немцами. Зоя по сто раз сшивала-расшивала маленькие одежки и ботиночки, лепила-перелепливала головы, уши, носы, глаза. Училась вытачивать миниатюрные пальчики, рисовать тонюсенькой миллиметровой кисточкой.

– В каждой кукле живет душа, – рассказывал Владимир Михайлович. – Ты не смотри, что тело из гипса налеплено на проволочный каркас, глаза нарисованные, а волосы не настоящие. Делая куклу, ты вкладываешь в нее часть своей души, свое ощущение мира. Многое в ее характере зависит от того, кем она будет. А там, глядишь, и глаза по-человечески смотрят, и волосы живые становятся, и маленькое сердце бьется. Сейчас встанет и пойдет. Вот, к примеру, Снежная королева, жестокая, холодная. Герда горячая, добрая. А Кай – ни рыба ни мясо. Да что тебе говорить, ты ведь и сама знаешь.

– Да, папулечка. Конечно, они живые. Только скрывают это. Как наступает ночь и все люди ложатся спать, у них начинается своя жизнь. А бывает кукла-мечта?

– Бывает. Мне кажется, дочка, это когда тебе что-то очень нравится, то есть ты представляешь себе некий идеал человека или растения, что-то еще и воплощаешь его в своем творчестве. А потом любуешься на него – перед тобой твоя мечта.

– Твоя кукла-мечта – это Надя, потому что она на маму похожа?

– Ну можно и так сказать.

* * *

Лето близилось к концу. Через неделю Зоя должна была идти в школу. «Частные» занятия не прошли даром, и, учитывая обстоятельства и заслуги отца, ее приняли сразу в пятый класс. Однажды утром раздался телефонный звонок. Полина, поднявшая трубку, позвала Владимира Михайловича. Он долго говорил, а потом вернулся с торжественным выражением лица. Старый друг пригласил его на хорошую должность. При кремлевской больнице консультировать молодые кадры и присутствовать на операциях. И еще представлять нашу страну на международных конференциях.

– Ох, батюшки-святы! – засуетилась Полина. – Так и должно было случиться. С вашим-то опытом, с вашим-то талантом, Владимир Михайлович. Садитесь, садитесь. Расскажите.

– А что рассказывать. Предложил вечером подъехать. Обсудить. Если все их устроит, то с понедельника могу приступать. Паек продовольственный и зарплату хорошую обещали. И карточки специальные.

– А что ж может не устроить?

– Папа, а как же госпиталь, солдатики?

– И правда, Владимир Михалыч?

– В госпитале я обещал договориться. У солдатиков, дочка, много хороших врачей останется. А правительство наше тоже лечить кому-то нужно.

– Ты что, папа, правительство будешь лечить? Ой, – тут же захихикала она, – а оно разве болеет?

– Конечно, ребенок, они же живые люди.

– И товарищ Сталин?

– И товарищ Сталин. Только ты об этом не говори никому и про мою новую должность тоже. Хорошо?

Зоя от удивления даже ахнула и прикрыла рот ладошкой, пообещав молчать. Она была страшно горда, что ей доверили такую тайну.

– Ну кто бы мог подумать? Сам товарищ Сталин может лежать в кровати под одеялом, кашлять и пить молоко с медом, – рассказывала она своим куклам после завтрака. И, приложив пальчик к губам, добавляла: – Только вы тс-с-с, никому. – Хотя и так знала, что уж они единственные, кто точно «никогда и никому», им можно доверить любые секреты.

* * *

После лета, как водится, наступила осень. За осенью незаметно пришла зима. Владимир Михайлович осваивался на новой должности. Зоя осваивалась в школе. Ей нравилось ходить туда и учиться. Ей давно ничего не снилось. Она уже не играла в кукол, а только рассказывала им перед сном о прошедшем дне. Она познакомилась с одноклассницами, и у нее появились подруги.