Прислонившись к краю кухонной стойки, он оценил масштаб урона. Смола была повсюду: на ее коленках, руках, даже на волосах и мочке левого уха. Он наклонил голову и посмотрел, как обстоят дела с тыла. Господи, джинсы и сзади были заляпаны этой смолой!

Он подождал, но так и не дождался от Эмили добровольных объяснений, почему она стоит в кухне, измазанная смолой, и оттирает ее растворителем.

– Хорошо, я спрошу прямо: вы что, катались по своей новой крыше?

Перестав тереть руку, она опустила плечи и вздохнула.

– Ладно, раз вы хотите знать… В порыве искренней доброты я понесла тарелку с только что испеченным шоколадным печеньем ребятам, работающим на крыше. Поднявшись туда и вручив печенье, я с истинной грацией попятилась, споткнулась о пустое ведро из-под смолы и плюхнулась на мягкое место на глазах у всех жующих мое печенье остолбеневших кровельщиков.

Коул с трудом сдерживал смех, а она продолжала:

– Пока они поспешно одной рукой запихивали в рот печенье, держа в другой руке швабры, от которых шел пар, я провела около десяти самых долгих и унизительных минут в своей жизни, пытаясь подняться на ноги, не ухудшив и без того ужасное положение.

Он откашлялся прежде, чем решился заметить:

– Как я понимаю, ваши усилия оказались не слишком успешными.

– Да, – раздраженно сказала Эмили. – Мне удалось встать на колени, когда один из рабочих наконец освободил одну руку и поднял меня.

– Нет худа без добра. Какая замечательная история, чтобы обсуждать ее сегодня вечером за ужином!

– Просто прекрасная! – Эмили продемонстрировала банку с растворителем. – Мне сказали, что эта штука удалит смолу, но не предупредили о том, что надо будет так сильно тереть и что вместе со смолой снимутся два слоя кожи.

– Хотите, я помогу?

Взгляд Эмили был полон одновременно смущения и негодования.

– Когда учился на первом курсе колледжа, я проработал все лето на, строительстве, – поспешно объяснил Коул. – У меня есть некоторый опыт того, как убрать смолу достаточно легко и без особых потерь.

– Как? – тут же поинтересовалась Эмили, все еще немного смущенно, но по крайней мере взгляд ее больше не был негодующим.

– Сначала надо принять горячий душ. Горячая вода размягчает смолу, смывает некоторую ее часть, и тогда легче удалить растворителем то, что осталось. Быстро шагайте в душ, размягчайте смолу, а я потом помогу вам все удалить прямо там.

Эмили наклонила голову и подняла бровь.

– В чем дело? – спросил он, уловив вызов. – Это действительно хороший способ. Я бы не стал вас обманывать.

Она взяла банку с растворителем и направилась в спальню, сухо бросив на ходу:

– Я не стану принимать душ вместе с вами, Коул Престон. Вам не увидеть меня обнаженной.

Нахмурившись, Коул смотрел ей вслед. Ему не увидеть ее обнаженной? Как это понимать?

Он стал вспоминать все, шаг за шагом. Он пришел сегодня утром. Они отправились в бабушкин дом, чтобы побыть наедине. В лифте предавались фантазиям. Когда уже были в доме у бабушки… Не прошло бы и минуты, как они оказались бы обнаженными, если бы не появились бабушка и ее партнерши по бриджу. А потом Эмили, уходя, фактически пригласила его на ужин.

А теперь она не собирается позволять ему увидеть ее обнаженной? Качая головой, он пошел следом за девушкой.

Ванная находилась с правой стороны от спальни. Никакой двери там не было, но висела непрозрачная занавеска. Ее джинсы и рубашка, перемазанные смолой, кучей валялись на полу.

– Я в некотором замешательстве, – объявил Коул, останавливаясь на пороге в тот момент, когда из-за края занавески вылетели трусики и упали сверху на кучу вещей.

Эмили включила душ на полную мощность и крикнула:

– Представьте, что здесь есть дверь!

Коул фыркнул. Он вошел и, опустив крышку унитаза, удобно уселся. Перекрывая шум льющейся воды, спросил:

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что у нас намечено сегодня романтическое путешествие в лифте.

– Да, после ужина в ресторанчике «У Вито».

Ну что ж, ответила она не запнувшись, и, похоже, ответила так, словно ждала этого.

– Может быть, я что-то забыл? Вечер закончится после путешествия в лифте?

– Искренне надеюсь, что нет.

И снова без запинки. Что нисколько не ослабило его замешательства.

– Тогда разве я не увижу вас обнаженной в какой-то момент сегодня вечером?

– Так то вечером, – ответила Эмили, – а сейчас день.

– Разве есть какая-то разница?

– Есть. И огромная.

Но Коул никак не мог эту разницу постичь. И как мужчина мог дать единственное объяснение этой загадке.

– Не есть ли это одно из проявлений пресловутой женской логики, которую нам, мужчинам, не дано понять?

– Да, – странным сдавленным голосом ответила она.

– Вы там не плачете?

– Нет.

Господи, неужели слезы из-за какой-то смолы?

– Почему вы плачете, Эмили?

Она помолчала и наконец ответила срывающимся от слез голосом:

– Все не так, как должно было быть.

Коул закрыл глаза и провел руками по лицу. Ему хотелось утешить девушку, но куда больше хотелось рассмеяться.

– Тогда, – сказал он, пытаясь найти золотую середину, – сделайте глубокий вдох, подставьте на минуту голову под воду и скажите мне, что именно не так.

Стоя под горячей водой, Эмили задумалась над его словами. Смахнув слезы, она шмыгнула носом и начала:

– Я собиралась поехать сегодня днем в Канзас-Сити и целый день провести в салоне красоты. Сделать маникюр и педикюр, навести блеск, подзагореть в солярии, чтобы… – Девушка вздохнула. – Но нет, я решила, что мой долг остаться здесь на случай, если возникнут какие-то проблемы с крышей.

– Чувство долга – прекрасное качество, Эмили.

– Ну да, – возразила она. – И вот теперь я стою под горячим душем, пытаясь растопить и смыть смолу со своего тела, а вы сидите на моем унитазе, стараетесь подбодрить меня и предлагаете помочь счистить то, что мне самой никак не удается. Фантазии в лифте совсем не включали такое.

– Разумеется, нет, – поспешно и бодро согласился Коул. – Фантазии в лифте начинаются тогда, когда двери лифта закрываются, и заканчиваются, когда они открываются.

Он так ничего и не понял!..

– Вы должны были думать обо мне весь день, представляя меня в сногсшибательном платье, – объяснила Эмили. – И не должны были видеть меня до тех пор, пока я не появлюсь вечером в ресторанчике «У Вито», сразив вас наповал. А теперь все испорчено. Никаких иллюзий не осталось.