Динка права, нормальной женщине нужен мужчина, а я так долго вела затворнический образ жизни, что теперь готова растечься лужицей у ног первого встречного. У ног человека, который когда-то растоптал и унизил меня.

После забора крови мы отправились к Варваре Степановне. Она осмотрела меня на кресле и сказала, что раскрытие шейки уже на целый сантиметр. Это значит, что роды близко, и при первом признаке схваток или отхождения околоплодных вод, я должна буду звонить Багримову. Он в свою очередь заберет меня из дому и доставит в роддом, где доктор Семенова примет малыша и передаст его законным родителям. Прямо в родзале я должна буду подписать договор суррогатной матери, согласно которому в свидетельство о рождении впишут, конечно же, не меня, а Лену и Тимура. Как законных родителей.

— Мороженого? — спрашивает Димка.

Я выныриваю из воспоминаний и опять удивляюсь мягкому и спокойному характеру соседа. Он не давит, не наседает, не навязывается. И это здорово, потому что у меня есть время дать нам шанс.

— Лиз, будешь? — обращаюсь к дочери.

Она выглядывает из-за меня и согласно кивает. Молчаливая, нерадостная. Совсем на неё не похоже. Я часто слышала о том, что дети не всегда принимают избранника мамы, но не думала, что это произойдет с моей веселушкой Лизой. Кажется, нам двоим нужен серьезный разговор.

— Расскажи лучше, что у тебя нового? — прошу соседа.

— О, недавно я начал воплощать одну свою мечту в реальность. Хочу открыть платформу для инвесторов, — начинает Димка.

Вновь непроизвольно зеваю, хотя в его рассказе пролетают интересные мысли. Я же экономист, должна чувствовать себя в своей тарелке, когда слышу знакомые термины, но ничего подобного не происходит. Его рассказ приобретает новые и новые формы, разрастается в масштабах, и я делаю себе в голове пометку на будущее — никогда не спрашивать Димку о его работе.

Мы возвращаемся домой, когда уже стемнело. Я поднимаю взгляд на девятый этаж и вижу в окне застывшую фигуру мамы. Кто бы сомневался, что она не спит. Караулит, контролирует, бдит. Мы поднимаемся в лифте на девятый этаж и когда выходим, Лизка, вырвав от меня руку, убегает в квартиру к бабушке. А мы остаемся с соседом один на один.

— Дим, спасибо тебе. Всё прошло просто отлично.

— Мне показалось, что Лизе не очень понравилось, — виновато улыбается он.

— Ты тут ни при чем. Это я должна была её подготовить получше. Мы поговорим и…

В этот момент в моей голове звучит красный сигнал СОС. Димка жмурит глаза и приближает своё лицо к моему. Он… хочет меня поцеловать? Прямо сейчас? В ноздри вбивается непривычный запах табачного парфюма с горчинкой и последнее, что я думаю перед тем, как отвернуть голову в сторону — от Багримова пахнет гораздо притягательнее. Чёрт бы его побрал.

Губы соседа слегка задевают мои, но я удачно подставляю для поцелуя щёку.

— Дим, не надо… — прошу негромко.

Смотрю куда-то в пол, а не на него. Он отодвигается и открывает глаза.

— Прости.

— Я пойду домой. Меня Лизка ждёт. Волнуется, наверное.

— Да, конечно. Спокойной ночи, Ян. И до встречи.

Я закрываю за собой дверь и смотрю на отображение в зеркале. У счастливой женщины должны сиять глаза, а у меня ничего. Пусто внутри, будто умерло. Возможно, в тот момент, когда Тимур попросил меня уехать из номера и предложил денег, моё сердце навсегда утратило веру в мужчин? К счастью, для родных и близких оно живое, чувствует, бьётся, любит. Дочку любит. Лизу мою. И маму. По-своему, но любит.

Я по обычаю укладываю дочку спать. У нас одна на двоих комната, но я надеюсь, что в скором времени мы переедем в собственную квартиру и, если не получится купить двушку, однушку мы поделим на зоны. Хочу, чтобы у Лизки было личное пространство, парта и игровое место.

— Мам, можно я больше не пойду гулять с Димой? — спрашивает дочка.

— Он не понравился тебе?

— Нет, — кривит носик. — Если хочешь можешь с ним сама гулять, а меня лучше оставь с бабушкой.

— Конечно, я не стану тебя заставлять, — целую её. — Думаю, что в ближайшее время мама тоже никуда не пойдет.

После долгой пешей прогулки Лиза быстро засыпает. Я принимаю душ, включаю ночник, забираюсь под одеяло и открываю книгу. Текст проходит будто мимо меня, потому что я ощущаю болезненные тренировочные схватки. Они начались у меня примерно две недели назад, поэтому я не сильно волнуюсь на этот счёт — начнутся и перестанут.

Мне приходится вернуться в душ, потому что боли не утихают даже через час. Не помогает и таблетка но-шпы. Я понимаю, что мой контракт подходит к финалу и близится расставание с малышом. С грустью пакую свои личные вещи в сумку, заплетаю волосы в хвост. Одежды для малыша у меня нет — их, конечно же, для ребёнка готовят будущие родители, а не я.

— Слушаю, — снимает трубку Багримов после первого же гудка.

— Тимур, кажется, начинается.

* * *

— Тимур, кажется, начинается.

— Я скоро буду. Собирайся, Яна, — отвечает строгим тоном Багримов.

Я начинаю глубоко и часто дышать в телефонную трубку, потому что с каждым разом схватки усиливаются, и мне становится всё труднее их переносить.

— Уже собрала свои вещи. Буду ждать.

Когда я была беременна Лизкой, всё шло по другому сценарию. Скорая помощь, одиночество, городской роддом со страшным железным креслом и грубым отношением медперсонала. Мне не совсем повезло со сменой, потому что я ни с кем не договаривалась заблаговременно. Акушерка только и делала, что требовала от меня гробового молчания и послушания. А слушаться не всегда получалось, особенно во время потуг. Ох, и разозлила я её тогда! Страшно вспоминать. Но я не жаловалась лишь потому, что знала — от неё зависит жизнь и здоровье моей дочери.

Сейчас, я уверена, что всё будет по-другому. Частная клиника, приветливый медперсонал, уютные родовые палаты и приятная атмосфера. А ещё Багримов, который меня доставит туда. Он за всю эту роскошь заплатит немалые деньги, но это однозначно будет стоить того — на свет появится крошечный ребёнок, его сын. Наследник, которого он хотел.

Судя по шуму на заднем фоне, Тимур не дома, а где-то в кафе или ресторане. Возможно, проводит деловую встречу или просто отдыхает. Он отключается первым, и я убираю телефон от уха. Выхожу из комнаты, осторожно бужу маму и прошу её присмотреть за Лизкой.

— Началось? Ну наконец-то, — произносит она, хлопнув в ладоши.

Мне хочется возмутиться, но я не делаю этого. Понимаю, что для мамы ребёнок внутри меня чужой и она не обязана его любить. Понимаю, что мама ждёт не дождется, когда я избавлюсь от малыша и верну его законным родителям, и это только мне больно и грустно. А она не обязана чувствовать то же самое.