– Понятно, – кивнул Белый и придвинул к себе чертежи и фотографии, которые показал ему Бесоев. Эти бумаги с самого начала весьма заинтриговали генерала, но, как воспитанный человек, он постарался скрыть свой интерес к ним. Если с легкой германской пушкой все было понятно, и необычными были только небольшой размер орудия и короткий ствол с большим углом возвышения, то русское полевое орудие образца сорок второго года выглядело непривычно и, можно сказать, просто фантастично. В принципе, главные особенности конструкции были понятны генералу даже и без дополнительных пояснений – ведь он полжизни отдал артиллерии. Раздвижные станины и небольшие металлические колеса с каучуковыми шинами позволяли иметь большие углы горизонтального и вертикального наведения, чем на обычной трехдюймовке. Причем гораздо большие. По вертикали в два раза, а по горизонтали так аж в двадцать раз. А это и большая дальность, и возможность обстреливать разнесенные цели, не меняя положения самого орудия. Соответственно, и боевые возможности возрастали тоже значительно. Напрашивался только один вопрос. Его генерал и задал штабс-капитану Бесоеву.

– Скажите, а наши заводы смогут производить такое сложное в техническом отношении орудие?

– Полагаю, что да, ваше превосходительство, – ответил Бесоев, – прежде чем давать вам советы, мы это проверили. Первая модель, разумеется, может быть своего рода гибридом новых и привычных вам конструкций. Но раздвижные станины и указанные здесь углы вертикального и горизонтального наведения она должна обязательно иметь. И вот что должно появиться в итоге, лет этак через двадцать. Это 85-миллиметровая пушка Д-44, образца 1944 года.

Сказав это, Бесоев положил на стол перед генералом еще один эскиз и несколько фотографий. Вот это была пушка! Своим длинным, как у морских орудий, стволом с набалдашником дульного тормоза и скошенным низким щитом, она была похожа на присевшего и изготовившегося к броску хищника. С точки зрения артиллериста и исходя из своих характеристик, такое орудие показалось генералу Белому вершиной эволюции полевых орудий.

– Отлично, господин штабс-капитан, – сказал он Бесоеву, – основную идею единого боеприпаса и постоянно совершенствующихся полевых орудий я понял. А что с орудиями калибра крупнее трех с половиной дюймов?

– Принцип, ваше превосходительство, тот же самый, что и с трех с половиной дюймовыми пушками, – Бесоев достал еще несколько бумаг, – лафет с раздвижными станинами, большой угол вертикального наведения, дульный тормоз и прочие прелести. Новые крупнокалиберные орудия стоило бы поставить сперва для вооружения крепостной артиллерии. Тяжелые пушки, которые составляют основу крепостной артиллерии, в настоящий момент имеют совершенно недостаточную дальность стрельбы. В ходе Первой мировой войны осадные орудия противника могли безнаказанно расстреливать русские крепости с недосягаемой для нашей артиллерии дистанции.

– Ну, допустим, эту проблему, – сказал Белый, – можно решить за счет использования в крепостной артиллерии тяжелых морских орудий…

– Можно, ваше превосходительство, – кивнул Бесоев, – только, опять же, стоит помнить о едином стандарте боеприпасов для морской, крепостной и тяжелой полевой артиллерии. Что же касается орудий калибром до шести дюймов включительно, то количество стволов одного и того же калибра, состоящих на вооружении армии, примерно на порядок превзойдет совокупные потребности флота и крепостей. Ну, а все остальное вы уже знаете.

– Очень хорошо, – генерал Белый сложил бумаги в аккуратную стопку. – А теперь, ради чистого любопытства, скажите мне, господин штабс-капитан, если это, конечно, не секрет, а как обстоят дела с полевой артиллерией в ваше время?

– Конечно, не секрет, ваше превосходительство, – с улыбкой ответил Бесоев, – ваш калибр в сорок восемь линий считается у нас легким, а калибр в шесть дюймов – тяжелым. Правда, при этом существуют и восьмидюймовые гаубицы особой мощности, забрасывающие шестипудовые снаряды на сорок пять верст…

Немного помолчав, штабс-капитан добавил:

– Один наш знаменитый военачальник, который сейчас еще пешком под стол ходит, говорил, что при двухстах таких орудиях на версту фронта о противнике не докладывают. Докладывают о продвижении и запрашивают новые задачи. Впрочем, это дело несколько отдаленного будущего, до которого нынешней русской армии еще расти и расти.

– Очень интересный был разговор, господин штабс-капитан, – сказал Белый, поднимаясь со стула. – Но мне пора, да и у вас, наверное, есть неотложные дела…

– Погодите, ваше превосходительство, – Бесоев протянул генералу пару тоненьких брошюр, – вот, прочтите на досуге. Это не совсем артиллерия в принятом сейчас смысле слова. Но заниматься этим придется, скорее всего, именно вашему ведомству.

– Миномет калибром 82 миллиметра, конструкция и наставление по боевому применению, – прочел вслух Белый и спросил: – Что это, господин штабс-капитан?

– Оружие непосредственной поддержки пехоты, – ответил Бесоев. – Кстати, впервые изобретено как раз в Порт-Артуре хорошо известным вам капитаном Гобято. Если что-то будет непонятно – обращайтесь, поможем, чем сможем. А сейчас, поскольку уже поздно, позвольте вызвать вам авто?

– Благодарю вас, штабс-капитан, – Белый пожал Бесоеву руку, – и всего вам доброго.

– Честь имею, ваше превосходительство, – ответил Бесоев, – и вам всего доброго. Позвольте мне проводить вас…

30 (17) мая 1904 года, вечер.

Санкт-Петербург. Новая Голландия.

Глава ГУГБ, тайный советник

Тамбовцев Александр Васильевич

Ну, все – хватит нашему бравому штабс-капитану учить уму-разуму генералов. Пора уже ему, наконец, заняться своими прямыми обязанностями. Поработать, так сказать, бойцом невидимого фронта. Еще вчера я вызвал Николая Арсентьевича к себе и сообщил, что в самое ближайшее время ждет его дорога дальняя, неожиданные знакомства и большие хлопоты. Тот почесал затылок и сказал, что готов, как пионер, ехать туда, куда его пошлет Родина и начальство. А вот уже сегодня я собрал у себя в «Новой Голландии» всю команду наших «джеймсов бондов», для того, чтобы провести инструктаж.

Кроме штабс-капитана Бесоева из наших старых знакомых на инструктаже присутствовал ротмистр Познанский. Да, Михаила Игнатьевича на самом деле ожидает непростое испытание, поскольку на этот раз он будет работать за границей, то есть не совсем по своему профилю. Но мы смело можем на него положиться, потому что он уже проверен в деле.

Кстати, после меня инструктировать наших «засланцев» будет ротмистр Владимир Николаевич Лавров, однокашник Михаила Игнатьевича по 2-му Константиновскому военному училищу. Он тоже служил в Отдельном корпусе жандармов, но в июне 1903 года его откомандировали в распоряжение начальника Главного штаба Русской армии для весьма деликатного дела. Ротмистр Лавров был назначен руководителем вновь созданного Разведочного отделения Главного штаба, то есть военной контрразведки.

Присутствие Владимира Николаевича было в данном случае не случайным. Дело в том, что для поездки в Базель было решено обойтись без помощи зарубежной агентуры Департамента полиции. Уж больно народ в этом департаменте был склизкий, не вызывающий доверия. Достаточно вспомнить Лопухина и прочих, как говорили у нас, «оборотней в погонах».