Бандиты оказались вида отнюдь не бандитского. Приятные молодые люди в одинаковых темно-серых костюмах. Их было трое, и похожи они были друг на друга, как близкие родственники. Беседа, проходящая у блестящего черного «Гелендвагена», продлилась минуты три от силы. Я поздоровалась и сообщила, что продавать дачу не намерена.

– Таисия Алексеевна, – вкрадчиво начал один из молодых людей, сверившись с бумажкой, – может, вы сначала ознакомитесь с нашим предложением?

– Ознакомься, Тайка, – жуя многослойный бутерброд, Васильевна вышла на крыльцо. – И мне покажи. Может, за какие деньжищи я свою дачу им продам. У меня и домик справнее твоего, и земли огородной поболе.

– Нас интересует именно недвижимость госпожи Вереск, – возразил молодой человек и сунул мне в руки прозрачную пластиковую папку. – Вы посмотрите наше предложение, а потом сообщите свое решение.

Поверх папки лег прямоугольник визитной карточки.

Я пожала плечами.

– Не торопитесь. Посмотрите, подумайте, посчитайте. И скажу вам по секрету, – молодой человек понизил голос до заговорщицкого шепота, – наш клиент готов заплатить и больше указанной суммы. Торг уместен.

Сквозь прозрачный пластик мне было видно кругленькие нолики после первой цифры и количество их не могло не произвести впечатления.

Я прижала папку к груди и снова кивнула, уже не так уверенно.

– Так я жду вашего звоночка. В любое время жду.

Молодые люди попрощались и уехали, лихо заложив вираж по деревенской грунтовке.

– Покажь, – велела Васильевна, когда мы вернулись на кухню.

Я бросила документы на стол, открыла новую банку с медом, намазала тост, присела, прихлебывая остывший чай.

Васильевна присвистнула, пробежавшись взглядом по бумагам.

– Чего делать будешь?

– Наверное, продам, – сказала я. – Только не сейчас, а… Мне еще проконсультироваться кое с кем нужно, чтобы точно решить.

Соседка пододвинула ко мне бутерброд с колбасой, я отрицательно качнула головой:

– Спасибо, нет.

– Ты больна, что ли, Тайка? – всплеснула руками Васильевна. – То-то смотрю, худая, бледная, не жрешь ничего.

– Я в городе пообедаю.

– Ври больше. Я болезнь за версту чую.

– Как тебя зовут? – устало спросила я Васильевну. – Ты же не намного меня старше, почему тебя все по отчеству называют?

– Светка, – ответила соседка. – Светлана Васильевна Смирнова. Ты чего, забыла? Мы же с детства с тобой знакомы. А называют так из уважения.

Я торжественно пожала пухлую ладошку, будто заново знакомясь.

– Так чего там у тебя? – настойчиво вернулась к теме Светка. – Сердце?

Кивнув, я огласила диагноз.

– Что за абракадабра. Это на латыни?

– Аутоиммунное заболевание, генная мутация.

– А от чего?

– Да не знает никто.

– Наследственность? Странно. Я твоих родителей, Тайка, хорошо помню. И мать-красавицу, и отца. Здоровые же люди были, если бы не несчастный случай, всех бы пережили. Как так-то, горе-то какое!

Жалости мне не требовалось, ну вот абсолютно. Поэтому, оставив соседку сокрушаться, я отправилась в спальню, чтобы одеться. Вчерашние джинсы все еще были мокрыми, поэтому я вытащила из шкафа льняной брючный костюм.

– А ты где все эти годы пропадала? – донеслось из-за двери. – Ну как родители погибли, ты где жила? У тебя же никаких родственников не осталось.

– В разных местах, – я вышла из спальни, оглаживая лацканы пиджачка.

– Классно выглядишь, – решила Васильевна. – А вернулась зачем? На родину потянуло?

– Именно.

Разговаривать с соседкой было несложно. Можно было не отвечать на прямые вопросы, не обижая собеседницу скрытностью. Зачем я вернулась? Хороший вопрос, но именно из тех, безответных. Вернулась, потому что надо было.

Я попрощалась с Васильевной, которая уходить явно не собиралась.

– Приберусь и посуду помою, – сообщила она, вытирая столешницу рукавом халата. – Побрякушки свои не наденешь?

Браслеты звякнули о стекло.

– Тыщи немереные стоят, поди? Кавалер подарил?

Я пожала плечами. Если бы я знала, откуда они появились.

– Это бижутерия.

– Ври больше! Зуб даю, это каратное серебро, или сплав с золотом, электрум называется, уж у меня на это глаз наметан, в ювелирке лет десять оттрубила. Продать не хочешь?

– Не хочу, – я вытряхнула браслеты на столешницу и надела на запястья, серебро приятно холодило кожу.

До «Пирамиды» я добралась без приключений. Отчет мой начальство одобрило. Во время кофе-паузы, которые в нашей конторе соблюдались неукоснительно, мне удалось позвонить врачу и назначить встречу на сегодня. В кулуарах шушукались о вчерашнем покушении на Барина. Две барышни у кулера, куда я подошла запить таблетку, говорили вполголоса:

– …как заговоренный наш Баринов, честное слово! Главное, ни царапины на нем нет. Полиция все утро обслугу допрашивает. Бухгалтерию трогать не будут, но шеф говорит, если вдруг допрашивать будут, отвечать кратко и откровенно…

– А слышала, опять труп на берегу нашли? Думаешь, это как-то связано?

– Не знаю, но уже страшно по вечерам домой ходить. Надо шефу сказать, чтобы служебную машину для развозки организовал.

Потом они отошли, и продолжения разговора я не услышала.

В обеденный перерыв я вышла прогуляться по территории, забрела на внутренний двор, где вчера чинила велосипед. Окурки с асфальта еще не убрали. Их количество указывало на то, что беседа странного мальчишки и не менее странного дяди Вити продолжалась долго.

Кто же они, черт дери? И почему мальчишка кажется мне знакомым?

К служебному входу подъехал фургончик, на дверях которого было написано «Шутейка. Магазин приколов».

Я миновала мусорные контейнеры, повторяя как мантру «Ра-Шу-и-Ки…». С памятью нужно что-то делать, может, попросить врача какое-нибудь снадобье для стимулирования мозговой деятельности? За холмом около трансформаторных будочек кипела жизнь. Двери одной из них были нараспашку, группа полицейских в черной летней форме что-то там высматривала.

Я резко развернулась на каблуках, – мешать официальным лицам при исполнении явно не стоило. Фургончик все еще стоял у входа. Служащий, на комбинезоне которого красовался тот же логотип «Шутейка», передавал большую картонную коробку какому-то мальчику, смуглому, вихрастому, почему-то одетому в махровый халат.

– Да, да! Иван Иванович Иванов, все правильно, – высоким голосом говорил подросток. – Сам за меня распишись, руки заняты. Оплата наличными, ага. Тоже сам, все сам, в правом кармане поройся. Хих! Щекотно!