— Заводи моторы, гады! — в сладостном предчувствии завопил Бирюк. — Сотня баксов самому шустрому!

Гады шустрить не спешили — набивали себе цену. Для начала заявили, что нет бензина. Бирюк приказал слить полканистры из своего джипа. Потом сказали, что ключи у старшего, а старший обедает.

— Аванти! — по-испански гаркнул Бирюк. Понятливые Макс и Толик исчезли и минут через десять привели откуда-то для верности двоих субъектов, откровенно заспанных. Один вроде бы старший по лодкам, другой старший по снегокатам или наоборот: один по снегокатам, другой по лодкам.

Субъекты заявили, что бензин есть и ключи у них имеются, но, видите ли, база не сама по себе, она принадлежит санаторию, а в санатории послеобеденный отдых — сиеста, господин хороший, катера заводить не велено, дабы не смущать покой.

— Снегокаты, — ледяным тоном поправил Бирюк. — Я приехал кататься на снегокате.

Субъекты иронически переглянулись. Если бы они работали у Бирюка, он тут же выгнал бы их за эти переглядывания. Впрочем, если бы они у него работали, то ходили бы на цирлах.

— Через полчаса будет можно, — поглядывая на сотенную, которой Бирюк размахивал, как первомайским флажком, заявил ни черта не понявший субъект по снегокатам.

Бирюку не нужно было через полчаса. Ему нужно было сейчас.

— Не через полчаса, а немедленно! — апоплексически захрипел Бирюк и от волнения стрельнул пуговицей с пальто. Пуговица была черепаховая, новую хрен достанешь. Почему-то не сразив субъектов насмерть, она покатилась по причалу и булькнулась в воду. Толкаясь задами, верные Макс и Толик бросились вылавливать.

А Бирюк добавил к стодолларовой бумажке вторую.

— Немедленно. Или никогда.

Субъекты — и который по снегокатам, и который по лодкам — дружно потянулись, баксы покорно сложили трепетные крылышки. И тут одного из субъектов черт дернул пожаловаться, в манере всех взяточников, на объективные трудности в нелегком труде.

— Вкатят нам, конечно, за это дело — в тихий час снегокат заводить, — сообщил он, бросая на портрет Франклина пылкий взгляд коллекционера живописных полотен. — Может, и прогрессивки лишат. У нас ведь, земляки, министерский санаторий, а не частная лавочка.

Протянутые за мздой руки наткнулись на Бирючий кукиш. Сам того не ведая, взяточник оскорбительно спародировал Бирюка, который и похвалялся, и, например, давал разнос охранникам за то, что лузгают семечки, универсальной фразой: «У нас тут частная фирма, а не министерство какое-нибудь».

Бирюк решительно уселся в джип. Дернувшимся было следом Максу и Толику он бросил:

— Ждать!

И умчался к санаторным корпусам, ухитряясь реветь в принципе бесшумным двигателем.

Вернулся он через час, пересел на заднее сиденье и молча кивнул Толику на место за рулем.

— Ну что, настучали директору? — схамил субъект по снегокатам.

Бирюк одарил дурака взглядом столь открытым и нежным, что посторонний человек мог бы заподозрить его в гомосексуальных наклонностях. И приказал Толику гнать.

Салон джипа выглядел как гостиница наутро после возвращения из автономки моряков-североморцев. Пока Толик, остановившись на проселке, выбрасывал в кювет порожнюю стеклотару и битые стаканы, Бирюк блевал в кустах.

— Ни грамма не оставлю, — заявил он Максу между спазмами. — С таким говнюком пришлось пить, что впрок не пойдет.

Шевеля губами, Макс капал нашатырь в бокал с лимонным соком.

Потом Бирюк разыграл сценку под названием «Любимый племяш в гостях у старой девы». Лимонный сок ему какой-то кислый, икра какая-то черная, в машине накурено, положите его на обочине и уйдите все, нет, пусть останется Макс — он, Бирюк, всегда мечтал умереть на российской дороге под российским небом, и чтоб глаза ему закрыли не наследники-спиногрызы, а старый друг; так почему бы не умереть прямо сейчас, когда совпали все условия.

С долгими уговорами Макс все же влил в него сок и скормил половину бутерброда — остатки Бирюк, изловчившись, выбил у него из руки. Толик деловито надул автомобильной помпой матрас. Бирюка уложили, и Толик, как велено, отъехал метров на пятьдесят, оставив Макса закрывать глаза покойному.

— А базу я арендовал до весны, — весело сообщил Бирюк. — Этих, который по снегокатам и который по лодкам — к чертовой матери без сохранения содержания. Своего человека поставлю, вот тебя.

Макс действительно был старый друг, еще по школе олимпийского резерва, где оба с четырнадцати лет таскали железо и дотаскались до первого взрослого разряда. А так бы Бирюк не взял его в телохранители. По себе знал, как тяжелая атлетика закрепощает мышцу — скорости никакой, всякий отморозок накидает тебе пачек, а ты его лови, если сможешь.

— Ну и зачем это? — спросил Макс.

— Десять снегокатов, пять в резерве для санаторских, пять прокатываешь на коммерческой основе, баксов по десять за час, — начал объяснять Бирюк.

— Не темни, Вова, — перебил Макс. — Я спрашиваю, зачем это все. Ты же после мэрии как ненормальный. Опять пьешь. Неделю продержался, а обещал — до Нового года.

По проселку, по колее, полз военный «Урал», перемалывая снежную кашу. До лежащего на матрасе у обочины Бирюка долетели мельчайшие, как туман, брызги, и на губах остался привкус талой воды. Когда «Урал» проехал, на Бирюка еще долго смотрел из-под брезента тонкошеий солдатик.

— Я боюсь, Макс, — признался Бирюк. — То есть ты знаешь, я ни хрена не боюсь. Мне гранату под сиденье подкладывали — поехал, разобрался: виноват, земляки, не знал, что влез на ваш огород. И ничего, выскочил. А сейчас я боюсь себя. Главное, коммерческого смысла никакого нет, а я очень хочу его заказать.

— Кого? — спросил Макс.

— Ты его не знаешь, — соврал Бирюк на тот случай, если действительно закажет Ивашникова. Друг-то Макс, конечно, друг, но давать ему в руки такой компромат не стоило.

— Ну и в чем проблема-то, Вова? — удивился Макс. — Тебя заказывали, теперь ты заказываешь… Или он такой крутой?

— Да не круче нас. Я ж говорю: тот поезд для меня ушел, и выгоды никакой. Наоборот, возьмут за голову тыщ десять. На хрена тратиться?

— Денег жалко? — опять не понял Макс.

— Ну нет же! — Бирюк встал и пинком столкнул матрас в кювет. — Не тащи грязь в машину, завтра новый купишь… Макс, я же не уголовник, а бизнесмен, как все. А если все начнут друг друга заказывать только за то, что один другому перебежал дорогу, будет беспредел.

— Какие мы нравственные, — подначил телохранитель. — А по-моему, если он тебе мешает — зарой.

— Очень хочется, — повторил Бирюк. — Я подумаю.

На обратном пути Бирюк снова пил. Виски и шампанское, а когда в джипе кончилось, взял какой-то ужасный портвейн в киоске у бензоколонки, исходя из того, что такую дешевку подделывать не станут, и пил портвейн. Алкоголь шел, как вода. Хотелось настоящего кайфа.