Алина собиралась недолго, не терпелось вырваться в магазины с немалой суммой. Димочка отвалил ей двадцать тысяч. Может, это он так делает намек на будущую совместную жизнь с печатью в паспорте? Ведь чем больше мужчина вкладывает в женщину, тем она становится для него дороже в самом прямом смысле слова.

Дверь за Алиной захлопнулась, и Дмитрий сразу набрал номер телефона друга.

— Я уже вернулся, так что можем встретиться. Приезжай к Алине, покажу кое-что.

Виталик прибыл уже через сорок минут. Невзирая на свою довольно солидную комплекцию и уже не юный возраст, он как был Виталиком в школьные годы, так и оставался им для всех своих друзей.

— Ух ты! — воскликнул он, когда зашел в комнату и увидел расставленные на диване иконы. — Это я понимаю! Ну ты молодец, мужик.

— Я свою миссию выполнил. Как там наш оптовик Сережников?

— Требует заключения экспертов. Он нашел покупателя — старую итальянку, она помешана на русских иконах. Специально приезжает раз в год в Россию. Слушай, откуда у этих пенсионерок деньги? Это ведь и на дорогу, и на прожитье в отеле, и на иконы… Правда, говорит Сережников, торгуется она зверски. И желает, чтобы заключение экспертизы было, и всякие сопроводительные документы, чтобы на таможне проблемы не возникали. В общем, капризный клиент.

— Знаешь, что я подумал? Эта торговля оптом мне уже поперек горла стоит. Не хочу я с этим Сережниковым никакого дела иметь. Розница приносит значительно больше бабок. Тем более среди этих икон есть довольно редкая — Спас Нерукотворный, семнадцатый век. Я для нее другого покупателя подыщу.

— Слушай, Димка, я сам уже подумывал, что Сережников на нас наваривает намного больше, чем мы получаем. Но ведь покупателя искать такая головная боль…

— Для кого-то головная боль, а я трудностей не боюсь. И знаешь почему? Потому что бабки люблю. Вот ничего не могу с собой поделать, — люблю их все больше и больше.

— С каких это пор ты так осмелел? Сам говорил, что лучше сливать постоянному клиенту, чтобы не светиться. А Сережников хоть и сволочь и барыга, но уже проверенный.

— Мало ли, что я раньше считал? А теперь передумал… У меня тут вариант возник.

— Так на фига ты меня тогда зазывал, если без меня собираешься слить товар?

— А кто сказал, что без тебя? У меня есть план. Да не один. Но надо обсудить с тобой. Как со свежей головой. Потому что план довольно хитроумный, к тому же дело может растянуться на какое-то время. То есть бабки получим не враз. Их нужно будет заработать.

— Ну и? — у Виталика в глазах появился интерес, он потер переносицу, как это обычно бывало, когда он проявлял заинтересованность.

— Я тут познакомился с солидными людьми. Галеристы. У них широкие интересы — и торговля картинами, и выставки, всякие художники тусуются, из-за границы приезжают. Понимаешь, если выставить иконы на продажу к ним, приличные бабки можно наварить.

— А экспертиза?

— Ну побегаем, зато результат совсем другой. Только не говори мне, что тебе бабки не нужны, что ты из любви к искусству криминальным бизнесом занимаешься.

— Тьфу-тьфу, — сплюнул через левое плечо Виталик. — Не произноси вслух это страшное слово. Ладно, я — за. А какой у тебя еще план?

— Хочу их к тетке сводить, картины показать. Правда, я им сказал, что это моя квартира и коллекция моя.

— А тетку куда денешь?

— Она сейчас в Греции на солнышке отогревает свой ревматизм. Потом на все лето на дачу махнет. У меня ее ключи, цветики поливать. Я же у нее единственный родственник.

— Но ведь даже если ты им покажешь картины, какой тебе с этого толк? Продать ты их не сможешь, разве что задумал ее уморить.

— Да ни боже мой, ты что, я на такое не пойду. Все-таки тетка родная. Тем более рано или поздно все это мне достанется, по праву наследства. Но тетка здорова, черт бы ее побрал. Каждый год ездит в круизы, путешествия…

— А на какие шиши? Она же научный работник, у них зарплаты мизерные.

— А она картины продает время от времени. Как продаст — на год хватает для безбедной жизни, да еще и на летнее путешествие. Буржуйка, одним словом.

— Ладно, кончай завидовать. Ты мне не объяснил, за каким хреном поведешь своих галеристов к ней.

— Впечатление произвести.

— Ну, допустим, произвел. А дальше?

— А дальше они меня к себе пригласят. Но я тебя тоже с собой возьму. Скажу, что ты очень любишь искусство и хочешь вложить деньги в культурные ценности.

— Так, допустим. Сходили с ответным визитом и посмотрели. Ну? Что ты тянешь?

— А дальше самое интересное. Мы с тобой покупаем у них несколько картин. Ты мне нужен еще и как пайщик. Потому что нужно купить именно несколько, а одному мне не потянуть. Покупку совершаем, естественно, по всем правилам — с чеками, накладными, экспертизами. Далее подключаем художника, Гарика. Он отличный копиист. Он сделает копии купленных картин, и уже копии мы отдаем на независимую экспертизу, которая, естественно, делает заключение, что эти картины — фальшивки. И мы, возмущенные или обескураженные, — как ситуация подскажет, приходим к Войцеховским с копиями картин и их же накладными, чеками и экспертизами, показываем и результат своей экспертизы и заявляем, что они продали нам фальшивки.

Как, думаешь, они поступят? Станут восстанавливать справедливость и откажутся выплачивать деньги или не захотят скандала и подрыва своей репутации и выплатят нам деньги, а фальшивки заберут себе? Ну а подлинники, естественно, остаются у нас. И мы вправе с ними делать, что захотим. Или в банк заложим под хорошие деньги, или продадим арт-дилерам. Лучше, конечно, слить на «серый» антикварный рынок. Чтобы лишний раз не светиться.

Виталик изумленно слушал Дмитрия и восхищенно воскликнул:

— Это ж надо такое придумать! И тебе не жалко этих людей? Только познакомился, уже пакость им готовишь…

— Видел бы ты этих буржуев, — вдруг с ненавистью процедил Дмитрий. — Богатеи… Они даже в поезде за сутки трижды переодевались, парфюм у них дорогой… Самодовольные, сволочи, все у них схвачено… Кого тогда трясти, если не их? Богатые тоже плачут. Вот пусть и поплачут.

— Ну пусть, — согласился Виталик. — Я тоже ненавижу этих успешных, которым все само в руки дается. А тут бьешься, как рыба об лед, чтобы прилично жить, жену достойно содержать… Рискуешь постоянно. То ли куш сорвешь, то ли в тюрягу сядешь.

— Насчет тюряги… Знаешь, объявилась старуха Афанасьева, бабка того Аркадия Афанасьева, которому мы помогли квартиру продать.

— Вот черт… А он же говорил, что она уже и не ходит, на смертном одре лежит. Того гляди тапки откинет…

— Напрасные мечты. Мало того, что приехала здоровехонька, успела в милицию сходить и заявить, что она жива, хотя внук предъявил свидетельство о смерти.