– Еще есть? – буркнул Коннелли, облизывая губы, чтобы не пропала ни одна капля.

– Бульона – сколько захочешь, – ответила Сузанна, снова поддавшись чувству жалости: она сообразила, что он попросту смертельно голоден. – Но с твердой пищей надо будет подождать хотя бы до завтрашнего утра. Тебе вредно сразу слишком много есть.

Она ждала, что он начнет спорить, но мужчина лишь прорычал:

– Тогда принесите еще бульона.

Сузанна была уверена, что Коннелли заснет прежде, чем Бен успеет вернуться, но все же послала парня за добавкой. Поскольку сегодня ей придется оставить беззащитных сестер одних в доме (юного Бена можно было не принимать в расчет), она решила не рисковать – а вдруг новому работнику придет в голову что-нибудь дурное. Поэтому она добавила в бульон несколько капель снотворного, которое вот-вот должно было подействовать.

Коннелли сделал несколько глотков воды и поставил наполовину опорожненную кружку на поднос.

– Я вижу, тебя морили голодом, но воду давали, – промолвила Сузанна.

Может быть, ему и хотелось что-нибудь ответить, но он не знал, как отреагировать, и поэтому слегка пожал плечами. Минуту спустя, задумавшись, мужчина произнес:

– Без воды не проживешь. Без пищи – можно, если не слишком долго.

Как она и думала, через несколько минут его веки начали слипаться. Он качнулся и оперся рукой о матрас, чтобы не упасть. Сузанна протянула руку и взяла поднос с его колен.

– На твоем месте я бы легла и немного отдохнула до возвращения Бена, – заботливо проговорила она и привычными движениями взбила ему подушку.

Коннелли удалось на мгновение сфокусировать взгляд на ее лице, но Сузанна видела, что сделал он это с трудом. Его глаза закрылись, и он глубоко вздохнул.

– Какое-то странное… ощущение, – пробормотал Коннелли и позволил ей помочь ему лечь на живот, головой на подушку.

– Утром ты обязательно почувствуешь себя лучше, – пообещала она.

Но он уже ничего не слышал.

– Я принес еще бульона, мисс Сузанна, – сообщил Бен с порога.

Сузанна выпрямилась и взглянула на него.

– Спасибо, Бен, но он уже заснул.

Только в два часа ночи Сузанна смогла уехать с фермы Куперов. Старую миссис Купер обмыли, одели в лучшее платье и уложили в зале. Ее дочери, Ханна Найсбитт и Мириал Скэггс, остались ночевать в родительском доме, чтобы поддержать старика отца, которого наконец уговорили лечь спать. Преподобный отец Редмон молился вместе с рыдающим вдовцом, а вся работа по подготовке похорон легла на плечи двух ее уже пожилых дочерей и Сузанны. Вся семья оплакивала умершую. Правда, миссис Купер была старой и немощной и ее смерть не была ударом грома среди ясного неба, поэтому все горевали спокойно и тихо, без истерик.

Сузанна забралась в повозку вместе с отцом, радуясь, что на этот раз ей не придется ехать домой одной. Распрямив затекшую спину, она ощутила тупую боль в плече. Эта боль, возникающая при любом неловком движении, и огромный синяк упрямо напоминали ей о проблеме, которую она на эти несколько часов старалась забыть, – о Коннелли. Она еще не рассказала отцу о том, что купила работника.

Сузанна посмотрела на сидящего рядом отца – хрупкого в своем черном костюме, совершенно седого, держащегося неестественно прямо, хотя, конечно, он устал не меньше, чем она, – и решила признаться.

Но отец опередил ее.

– Уолтер Купер попросил, чтобы ты завтра вовремя службы сыграла “Гимн Создателю”.

Сузанна кивнула.

– Миссис Купер любила этот гимн. Она попросила меня спеть ей его вчера вечером.

– Она была хорошей женщиной. Мы потеряли, небеса приобрели.

– Да.

Разговор смолк. Глухой стук копыт Дарси по грунтовой дороге перекликался со стуком копыт Мики, лошади отца, привязанной сзади. Кругом царила тишина, нарушаемая лишь шумом листвы деревьев да нечастыми вскриками какой-нибудь одинокой птицы. Сузанну мучила необходимость рассказать о содеянном, поэтому она не могла от всей души насладиться этими мгновениями покоя. Причин молчать не было. Как ни откладывай, легче не станет.

Сузанна собралась с мыслями. Если уж надо признаваться, то лучше сделать это побыстрее, как часто говаривала ее мать. И все же она колебалась. Как хорошо было рядом с отцом. Она подождет еще минуту, только одну минуту и еще немного подышит ночной прохладой. Ночью температура упала на несколько градусов по сравнению с дневной, воздух наполняла пряная смесь запахов трав, животных и соленой воды. Над сосновым лесом темно-синий атлас неба разрывали десятки мерцающих звезд. Окрестности освещала половинка луны холодного белого цвета, так что Дарси самостоятельно резво бежала домой.

И это было неплохо, потому что отец вяло держал вожжи, а глаза его, как и у Сузанны, были подняты к небу. Но если она сражалась с очень земным нежеланием начать разговор на неприятную тему, его голова наверняка была заполнена богоугодными размышлениями о потустороннем мире. Окладистая белая борода и развевающиеся седые волосы, посеребренные лунным светом, делали священника похожим на ожившего библейского пророка. Неожиданно он повернул голову, ласково улыбнулся дочери, но, ничего не сказав, снова вернулся к созерцанию небес. Сузанна, на сердце которой тяжким грузом лежал грех непослушания, чувствовала себя последним червяком.

– Па, я сегодня купила работника. Мужчину, – коротко сообщила она.

Сначала ей показалось, что отец либо не понял сразу, либо не расслышал. Но вдруг он оторвался от бесконечных чудес Господних и взглянул на нее.

– Что ты сделала, дочь моя?

– Купила раба.

– Раба? – Вопрос прозвучал так, будто преподобный отец Редмон никогда ни о чем подобном не слыхивал.

Сузанна решила продолжить разговор, хотя внутри у нее все сжималось при мысли, что она огорчает отца.

– Да. Крэддок – пьяница, а Бен всего лишь мальчишка. Сара Джейн в сентябре выходит замуж, и в доме слишком много работы для троих. Во всяком случае, тяжелой, мужской работы. Вот я и купила раба.

– Разве ты забыла все мои поучения о том, какое зло – рабство? Моисей был рабом и…

– Я все знаю про Моисея, папа, и я так же, как и ты, ненавижу рабство. Но этот человек раб не навсегда. Он будет служить у нас семь лет, чтобы искупить свои грехи. Такой приговор он получил в суде. – Руки у Сузанны замерзли, она спрятала их в складках юбки, чтобы согреть. Больше всего на свете она не любила спорить с отцом, и не потому, что боялась его гнева или наказания – он был не способен ни на то, ни на другое, – но он чересчур глубоко печалился, когда дети расстраивали его. Начиная этот разговор, она заранее знала, что отец загрустит. Теперь Сузанна злилась на себя за это. Но что делать? Ведь им обязательно нужен помощник на ферме. И к такому решению она пришла после долгих раздумий. Кто-то должен заботиться о хлебе насущном и о крыше над головой, и эта задача выпала на ее долю. Отец был слеп как крот во всех практических делах. Но все эти соображения не подняли ей настроения, чувство вины усилилось. Укоризненный взгляд отца заставил ее съежиться. Он молчал. – Разве в Священном писании не сказано, что наказанием для заблудших должен быть праведный труд? – Сузанна судорожно искала довод, который бы доказал, что ничего особо ужасного она не совершила. Цитата неожиданно пришла ей на ум, и она с радостью ею воспользовалась. Преподобный отец Редмон отреагировал на сказанное как на спасительную ниточку и задумчиво кивнул головой. Сузанна знала, что он ненавидел ссоры. Они нарушали мирный настрой его жизни, выводили из равновесия. Уже давно она поняла, что если ей нужно чего-то добиться от отца, то следует лишь твердо стоять на своем. Она обладала более сильной волей и была гораздо решительнее. Сузанна иногда даже стыдилась, насколько легко ей удается заставить отца соглашаться с ней. И все же, несмотря на ее упрямство, он, самый святой из живущих, считал Сузанну своей лучшей дочерью. Но только она знала, насколько не соответствует действительности его представление о ней. Лоб отца Редмона разгладился.