– Товарищ генерал, я оказывал помощь афганским подразделениям царандоя и госбезопасности, но это все, что я могу вам доложить, – ответил я генералу, сделав пол-оборота в его сторону.

– Может, мы с вами пообедаем и поговорим за столом, – вдруг предложил генерал. – Я уверен, вам понравится моя, так сказать, кухня.

Мы прошли за перегородку, где стоял стол, накрытый на целое отделение. По крайней мере, там было столько водки.

– Как вы себя чувствуете после перелета? Нормально? Готовы к работе? – генерал становился учтивым до приторности.

– Да, нормально. Вполне здоров, – заверил его я.

Пока мне было понятно только одно: цель своего задания я услышу здесь, за этим столом, под крабы и водку. Генерал пошутил: «Капитан, не знаю, как вы относитесь к этим крабам, но если вы примете их за раков, то водка сойдет за виски».

Плосковатая шутка.

Обед подходил к концу, и мы приступили к тому, ради чего я здесь оказался.

– Капитан, вы слышали про полковника Бруцкого? – начал генерал.

У меня екнуло сердце.

– Да, я слышал эту фамилию, – ответил я. – Это офицер спецназа, плененный противником.

– Пожалуйста, поставьте пленку, пусть капитан послушает, – обратился генерал к своему полковнику.

Голос Бруцкого на пленке прослушивался слабо. Это был радиоперехват, сделанный во время сильных помех: «Я наблюдаю за пиявкой, которая насосалась крови и ползет по лезвию отточенного ножа… Это мой сон, это кошмар, который меня мучает. Пиявка толста, как чернильная авторучка, она раздулась, соскальзывает, снова ползет, сжимаясь в тугих кольцах. Почему она не лопается от соприкосновения с лезвием ножа? Почему ее не разорвет от выпитой крови? Она выживет…

Мне приказали пить кровь, приказали убивать их, сжигать, палить, деревню за деревней, армию за армией. А меня называют убийцей. Как же это называется, когда убийца обвиняет убийцу в убийстве? Это ложь, мы не можем быть милосердными к тем, кто лжет…

Воины ограниченного контингента советских войск в Республике Афганистан! Призываю вас…»

– Дальше известно что, выключай, – обратился к полковнику генерал. Полковник выключил Магнитофон. Я вопросительно посмотрел на генерала. Он не спеша продолжил рассказ:

– Бруцкий действительно был одним из выдающихся офицеров нашей армии. Блестящий стратег, замечательный во всех отношениях. Это был политически грамотный, к тому же, весьма человеколюбивый, с чувством юмора солдат. Но понимаете, эти перегрузки… Вьетнам, потом Ангола. После этого… его идеи, скорее методы, стали просто неразумными. Да, неразумными, – генерал помолчал, затем продолжил:

– Он сейчас южнее Логара, движется в Пакистан. Создал какую-то свою армию. Там ему поклоняются, его восхваляют, боготворят. Ему молятся, как Богу. Там выполняют все его приказы, какими бы нелепыми они ни были.

Я молча слушал. Генерал прервался, прошелся по маленькой комнате.

– И у меня есть что вам сказать. Неприятное, – продолжил он. – Полковника Бруцкого должны были арестовать за убийство.

– Я не совсем понимаю, кого он убил? – спросил я.

– Бруцкий приказал казнить нескольких офицеров из роты Министерства внутренних дел и безопасности ДРА. Он решил это сделать сам, собственными руками, – пояснил генерал. – Видите ли, в этой войне бывает такая неразбериха: идеалы, мораль, практическая военная необходимость – все это перемешивается, – пустился в долгие рассуждения генерал. – Но после всего, что тут видишь, понимаете, – тебя окружают не совсем цивилизованные люди, тут убийства, кровь – можно и солдату стать Богом. Многое возомнить. Дело в том, что в каждом человеке, душе его существует определенное противоречие между рациональным и иррациональным, между добром и злом. И добро совсем не всегда преобладает над злом. Иногда темная сторона души торжествует над тем, что Толстой назвал… – Здесь генерал умолк, подумав, что обращение к Толстому в данном случае будет не совсем уместным. Сделав передышку, он заговорил опять:

– Каждый человек в своей жизни переживает определенный кризис, есть переломные моменты у меня, у вас, у всех. Леонид Бруцкий дошел до своих. Очевидно, он сошел с ума.

– Да, товарищ генерал, да. Действительно рехнулся. Да, он явно сумасшедший, – высказал я свое мнение.

– Кроме всего прочего, товарищ Язубец, – заговорил до того молчавший полковник, который по возрасту был явно старше генерала, – кроме всего прочего, вы прекрасно понимаете, что в Афганистане наших войск постоянно находится около двухсот тысяч… Представьте себе, что через эту кровавую мясорубку уже прошло более миллиона человек, так как части постоянно обновляются. Что они занесут в Союз? И денег истрачено не менее семидесяти миллиардов рублей. Погибло наших ребят тысяч двадцать. Зачем прибавлять к этим двадцати тысячам еще около двух сотен?!

– Ваше задание заключается в том, – приступил к главному генерал, и тон его голоса стал резким и неприятным, – чтобы методом «предварительного вхождения в доверие» попытаться нейтрализовать полковника Бруцкого любыми средствами. Его командованию должен быть положен конец.

– Как вы понимаете, капитан, – вступил в разговор полковник, – это задание официально нигде не фиксируется. Оно не существует и никогда не будет упоминаться. Вам необходимо связаться с силами полковника Бруцкого, проникнуть в эти силы, разузнать все, что возможно, любыми средствами приблизиться к полковнику и положить конец его командованию.

– Положить конец… полковнику? – невозмутимо уточнил я.

– Да, – уже несколько раздраженно, однако твердо и однозначно сказал генерал. – Он там действует, не сдерживая себя ни в чем, попирая всевозможные человеческие нормы. Но он по-прежнему командует. Вы должны его уничтожить. Уничтожить со всей осторожностью, но без колебаний.

– Да, товарищ генерал, – ответил я.

– Чем быстрее вы это сделаете, тем лучше, – опять я услышал голос полковника. – Если мировая пресса пронюхает, что у нас тут завелся новый Власов, не сдобровать ни мне, ни товарищу генералу, ни вам… – в голосе полковника слышался явный металл. Я страшно не люблю таких методов. Не меня же им запугивать!

– Ну-ну, – шутливо помахал пальцем генерал полковнику, понимая тонкость ситуации.

И вот я отправляюсь в худшее на земле место, но тогда я этого не знал. Туда не надо ехать много недель по горным тропам, туда можно попасть за несколько часов лёту на «вертушке», свалиться с парашютом прямо им на голову, они поставят тебя к скале и долго будут мучить, выпытывая цель «визита».

Да, это было не случайно, что меня выбрали гробовщиком полковника Бруцкого. И вообще, мое возвращение в Афганистан не случайность.

Вскоре после разговора с начальством мне довелось выполнять своеобразное «промежуточное» задание, о котором я уже писал, начав этим первую тетрадку моего дневника. После резни, которую мы были вынуждены устроить в разбомбленном кишлаке якобы для сокрытия следов, я действительно не мог смотреть ребятам в глаза. И уже после того, как «вертушки» доставили нас обратно на базу, командир батальона снова вызвал меня, и теперь уже без генерала и полковника, которые улетели в Кабул, сказал, чтобы я выбрал из только что вернувшейся спецгруппы пару-другую ребят для сопровождения.