— Здравствуй, батюшка див! Дай твоих грибов по­брать! Зимой похлёбкой угощу.

Если намедни в лесу пусто было, даже мухомора не ви­дать, тут же на глазах белые полезли, обабки, рыжики и даже грузди. На болоте же ещё и поклонится:

— Здравствуй, матушка кикимора! Позволь твоей мо­рошки порвать! Зимой придёшь, чаю попьём.

И весело так с ними разговаривает, пока собирает, иногда какие-то птичьи звуки издаёт, а ему, как эхо, от­вечают.

Оба супруга до сих пор шастали ночами по пижменским просторам и каждый сам по себе: верхового Дра­коню можно было встретить в полночь на холмистых зарастающих полях, а его жену в лесу или на реке, и не­пременно с бидончиком молока. Дракоши, то есть зятья председателя, тоже чем-то промышляли, шныряли по ноч­ным просторам, и всегда вооружённые до зубов. То ли браконьерили, то ли, напротив, охраняли свои угодья, по­скольку все леса и поля в округе, вся флора и фауна фор­мально принадлежали ферме. Борута и сам любил бро­дить по ночам, поэтому всё видел и слышал и однажды чуть не столкнулся возле омута на Пижме с Дивой Ни­китичной, которая на его глазах вылила молоко в реку.

— Зачем ты льёшь молоко? — спросил он, всё ещё ис­пытывая притягивающие к ней чувства.

— Русалок пою, — призналась Дива.

— Я бы тоже не отказался! — чтобы завязать разго­вор и вспомнить юность, сказал Борута.

— Добро, — отозвалась она. — В следующий раз встретишься, тебя напою.

Сказала как-то многообещающе, с тайным намёком — сердце затрепетало, и копчик зачесался. Но Дива Никитична всполоснула бидончик водой и ушла. А дело было ранним утром, от белой реки молочный туман поднимал­ся, Данила глянул в парную воду — а там девы с рыбьи­ми хвостами и зелёными волосами ловят белые струи, молоко пьют!

Сколько раз потом ходил на это место один и Шлопака водил, так больше русалки и не всплыли из глу­бин. Сам пробовал молоко лить, и целое ведро извёл — хоть бы хвостом плеснула.

Наблюдение за Драконей и его женой ничего конкретного не дало, и тогда они решили пойти к председа­телю с повинной и на поклон, чтоб свёл с нечистой си­лой, например с лешим или ведьмой, от которых можно научиться чародейству и всякому колдовству. А лучше с обоими сразу! Взамен же они готовы были выполнять любую работу на ферме. Председатель тогда уже боль­ной был, но их выслушал с серьёзным видом, заметно было, зла не держал, и даже про хвост Боруты не напом­нил. В то время за глаза многие над ним посмеивались, и мальчишки так и вовсе играли в хвостатых леших, иные смельчаки дразнили, показывая в присутствии Данилы нерёвочные хвосты или даже самодельные рога. Город­ские байкеры узнали про хвост и однажды подарили сель­скому коллеге немецкую рогатую каску, в которой Борута теперь катался на «Харлее», напоминая чёрта.

Колхоз к тому времени давно извёлся, Алфей Ники­тич заделался фермером и дела у него шли в гору, рабо­чая сила требовалась до зарезу, а местные мужики обле­нились, считали за позор работать на частника — кулака. Вместо малоудоистых колхозных бурёнок Драконя развёл стадо импортных, теперь наращивал поголовье с явным участием нечистой силы, конечно, поскольку зарубеж­ные коровы приносили по двойне и только тёлок. И без всякого искусственного осеменения — только натураль­ным образом, то есть с помощью чистопородного быка. Однако самодеятельных лекарей к своему стаду Драконя не подпустил — выписал ветеринара из Франции, а Диву отправил на целый год в Европу учиться сыродельному мастерству. Академиков-добровольцев он загнал в ката­комбы рыть подземную камеру, где будут созревать твёр­дые сорта сыра, но и то с испытательным сроком.

Два месяца Борута со Шлопаком копали в горе под­земелье, вытаскивая грунт вручную и за этот рабский труд не получая ни копейки, — за кормёжку вламыва­ли да за будущую науку. Драконя хоть и болел, но всюду был со своими работниками, сам за троих пахал и ещё учить успевал, но не чародейству, а как кайло в руках дер­жать и слежавшийся грунт отбивать. Срок они выдержа­ли и вскоре были приставлены к более лёгкому труду — за мизерную плату убирать навоз из коровника: система навозоудаления была ещё не запущена. Потом началась посевная, покос, заготовка силоса, строительство ангара для кормов, ремонт техники, валка леса, земельные и бе­тонные работы. Всего даже не перечесть, что пришлось делать, лекари никогда в жизни столько не трудились, причём с раннего утра и до позднего вечера, да ещё без выходных. Драконе-то что, он привычный, а тут руки-но­ги болят, спина отваливается, а работе конца и края нет. И наконец не выдержали, спросили, когда же начнётся обучение колдовскому ремеслу.

— Обучение давно идёт! — заявил Драконя. — Разве это не волшебство? Я почти бесплатно половину сельхо- зобъектов построил. Не было ничего, и вот оно, стоит! Как по мановению волшебной палочки.

— Это ваши интересы, — сказал начитанный столич­ный лекарь. — А когда исполнишь наши?

Они как-то забыли, что имеют дело с дважды Героем Соцтруда, тот и принялся загибать пальцы:

— За неполный год вы освоили горнопроходческое дело, работу на технике по заготовке кормов, сварочное и слесарное ремесло, валку и трелёвку леса, даже говноуборку. Фундаменты научились ставить, дома рубить!

Да разве это не волшебство? Вы же сейчас мастера, чу­дотворцы! Вас где хочешь с руками оторвут. На что вам колдовство?

Те почуяли, что их хотят на мякине провести или, по « столичному, кинуть.

— Хотим получить науку, как договаривались! — замолвили они. — Своди нас с лешим или ведьмой. А лучше обоими сразу! Но чтоб по взаимной договорённости, гарантией преподавания знаний.

А Драконя уже и тогда маялся с сердцем, по болотам ходить не мог, однако же согласился.

— Добро. Но чтоб потом не жаловались, претензий не приму.

И наконец-то академики услышали о месторасполо­жении Дора от знающего человека. Деревня колдунов оказалась не так и далеко от Пижменского Городка, толь­ко давно брошенная и даже домов не осталось. Когда на­чалась коллективизация, её жители будто погрузили свой остров в трясину и все утонули. Но был и такой слух, де­скать, чародеи сожгли дома и разбежались по лесам, оста­вив заклятье: кто посмеет пробраться на Дор или, хуже того, поселится на острове, тот помимо своей воли повя­жется с нечистой силой. Старики про заклятье помнили, а молодые скоро забыли, бегали на болото за клюквой, морошкой и хоть бы что. Борута слышал об этом и сво­дил бы Шлопака, но где конкретно стояла деревня кол­дунов, никто указать не мог, а болото большое, на нём десятки островков — поди сыщи, на котором деревня стояла. После тридцатых годов всё так заросло, задерновилось, замшело, что и следов не осталось, или впрямь деревня та провалилась в трясину. Данила с целителем побродили по мари, ничего не нашли и уехали в другие места.

Тут же Драконя привёл их на Дорийское болото, где чернели жуткие окна воды среди гиблых трясинных полей и зелёные островки леса, выросшего на моренных холмах.

Говорили, тут когда-то озеро было глубокое, называлось Дорийское. Кто-то утверждал, будто его сами колдуны вы­сушили, превратили в топкое болото, чтобы попы не ходи­ли, но был слух, что перед войной мелиораторы взорвали перешеек и спустили воду в Пижму, чтоб удобрение — са­пропель черпать. Иные грешили и на Драконю-старшего, который якобы сделал надёжное убежище для всей нечи­сти, чтоб жила в недосягаемости. В общем, озеро исчезло, и ничего полезного из этой мари не добывали, если не счи­тать замшелого щучья, по слухам, обитающего в окнах, и ягоды — морошки да клюквы.