Страна объективно нуждалась в переменах, от них зависели не только ее процветание, но и само существование. Попытка произвести эти перемены, не меняя сущности государственного устройства, произведя лишь косметический его ремонт – знаменитая «столыпинская модернизация» – провалилась.

Война, перебои с продовольствием в Петрограде, зревшее недовольство в армии, личная непопулярность последнего Государя и все роковые неудачи его правления (начиная с поражения в войне с крохотной Японией и кончая «распутинщиной») были лишь внешними причинами революции. Истинные же, внутренние причины – недееспособность царской власти, утеря ею легитимности в глазах общества, нежелание ей подчиняться и, как следствие, нарастание общественного хаоса. Царский министр А.Д. Протопопов говорил в своих показаниях комиссии Временного правительства летом 1917-го: «…Упорядочить дело было некому. Всюду было будто бы начальство, которое распоряжалось, и этого начальства было много, но направляющей воли, плана, системы не было и быть не могло при розни исполнительной власти».

В конце концов в России не осталось силы, которая верила бы в монархию и готова была бы бороться за старый режим с оружием в руках. Генерал С.С. Хабалов, которому было поручено подавить восстание в столице, писал в телеграмме генералу М.В. Алексееву 27 февраля 1917 г.: «Прошу доложить Его Императорскому Величеству, что исполнить повеление о восстановлении порядка в столице не смог. Большинство частей одна за другими изменили своему долгу, отказываясь бороться против мятежников. Другие части побратались с мятежниками и обратили свое оружие против верных Его Величеству войск…». Монархия пала при почти что всеобщем ликовании, так же легко, как через 73 года, в августе 1991-го, падет Советский Союз.

Но Февраль значим не только своей разрушительной силой, но и своей положительной политической, экономической и культурной программой. Сегодня мало кто вспоминает о том, что Февральская Революция была одной из наиболее последовательных попыток внедрить в Россию либеральные и социал-демократические идеалы западного образца. Причем в начале XX в. русский либерализм был представлен такими крупными подлинно историческими личностями, как Струве, Милюков, Новгородцев, Федотов. И либеральные идеи Февраля оказались гораздо более живучими, чем монархический идеал. Либерализм был особенно популярен в образованных, интеллигентных слоях российского общества. Белое движение, возникшее после большевистской, советской революции, в основной массе своей было не монархическим, как нас убеждала пропаганда советских времен, а либерально-демократическим и правосоциалистическим. Белые идеи были продолжением идей Февраля, а антибольшевистские диктаторы и вожди Гражданской войны – Колчак, Деникин, Краснов, Врангель – Бонапартами Февральской Революции. Это признавали сами деятели белого движения. Так, бывший член правительства Колчака правовед Н.В. Устрялов писал, уже будучи в харбинском изгнании, в статье «Две реакции»: «Наша контрреволюция, а затем и эмиграция с октября 17-го года до последнего времени выступали в массе своей под флагом либерально-демократической идеологии. Даже военные диктаторы беспрекословно и сознательно ей подчинялись: генерал Деникин руководствовался программой либерального центра, „сочетавшей идеи твердой власти с традиционными лозунгами просвещенного русского либерализма“ (определение К.Н. Соколова), а адмирал Колчак с первого же дня отмежевался от „пути реакции“ и… усвоил позицию „диктатуры ради демократии“ (кадетская формула в Омске). И Екатеринодар, и особенно Омск были лояльны идее Учредительного собрания… Вдохновителями движения были кадетские, а отчасти правосоциалистические элементы».

Гражданская война, на что обратил внимание С.Г. Кара-Мурза, была не войной между социалистами и антисоциалистами, как упрощенно трактовали ее советские пропагандистские мифы, а войной цивилизационных проектов. На стороне белых были и социалисты – Савинков, Чернов, Дан, Мартов, на стороне красных – несколько сот офицеров царского генштаба во главе со знаменитым Брусиловым и около трети всего царского офицерского корпуса, консервативно-монархического и чуждого идеям большевизма. «Яблоком раздора» для «белых» и «красных» стал вопрос о будущем России. «Белые» были за западный «общечеловеческий» путь, независимо от того, какой его вариант имеется в виду – либерально-демократический или социал-демократический, «красные» – за сохранение самобытной России, пусть и под красными флагами.

Обратим внимание, кстати, на этот удивительный факт: царские офицеры, профессора, инженеры, мещане – все, кто составили костяк Белых армий, не бросились защищать монархию российскую в Феврале 17-го. Напротив, эту революцию большинство из них восприняли с восторгом, приняли в ней активное участие. Военные дали присягу Временному Правительству, позабыв о присяге Императору. Политики включились в работу органов февральской власти… Даже самые консервативные деятели того времени, например генерал Корнилов, который совершил перед большевистской революцией попытку военного переворота, не были монархистами. Тот же Корнилов поддержал Февраль, по приказу Временного правительства участвовал в аресте царской семьи, был обласкан новой революционной властью, получил от нее высокий военный пост Верховного Главнокомандующего. Да и путч его был направлен не столько против Временного правительства как такового, сколько против Советов, в которых начали набирать силу большевики. Таким образом, Корнилов выступал как защитник не монархии, а Февраля.

А вот на революцию большевиков, на попытку установления антилиберального режима в России они – те же Корнилов, Деникин, Колчак, Врангель – ответили вооруженным выступлением. Насколько же им были чужды традиционные монархически-православные идеалы и насколько близки идеалы либеральные, если ради первых они пальцем не пошевельнули, а ради вторых сами пошли на смерть и стали проливать чужую кровь! И какие это были люди: глыбы, наследники лучших традиций русского офицерства, прямо скажем, не чета их нынешним последышам! И тем не менее закончился этот либеральный прорыв 1917–1920 плачевно, на прямое правление демократов-западников Россия, ее народ ответили большевистской Революцией и установлением Советской власти, а на «февральское сопротивление» белых – мощным сопротивлением красных, которое привело их к сокрушительному поражению в гражданской войне.

Итак, Россия отвергла проект Февраля, либерально-демократический, западнический проект. Отвергла настолько явно, резко, решительно, что странно: как этого до сих пор не замечают наши современные записные либералы? И это обстоятельство вновь заставляет говорить об их неустранимом отличии от демократов начала века, лучшие из которых осознали факт полного неприятия западничества российской цивилизацией и стремились сей факт более или менее удовлетворительно объяснить…

Посмотрим же, как трактовали крах Февраля его вожди и деятели (прислушаться к ним полезно хотя бы потому, что они, в отличие от нынешних либералов, были людьми высокой культуры, а значит, интеллектуально честными, способными признавать правду, как бы горька для них она ни была). Прежде всего, большинство из них соглашались с тем, что российские западники, придя к власти в результате Февраля, показали всем и вся, что они органически не умеют с этой властью обращаться. Старые государственные формы рухнули, новые, созданные февральской властью, оказались недееспособными. Нужно было проявлять твердость, политическую волю, заниматься рутинной, скучной, государственной работой – следить за исполнением законов, за тем, как ходят трамваи, а деятели Февраля, в большинстве своем, как и бывает у русского интеллигента, рефлектировали, митинговали, спорили, принимали резолюции…