Я чувствовала, что Анжелкин отец никак не может выговорить, зачем он ко мне явился.

– Скажу прямо. Я хочу развестись с Ниной и жениться на Лидии Ивановне, – бухнул он и тут же принялся обосновывать свое решение: – Нас с Лидочкой связывает Степанида, будем жить вместе, растить внучку. Ведь девочка, если разобраться, никому оказалась не нужна. Правда, Лида адвентистка, но может, она согласится сменить веру. Что вы, Маша, на это скажете? Что посоветуете, как инженер человеческих душ?

– Ну... Э... – мычала я. – Может, все еще образумится, и у Нины Геннадьевны пройдет это увлечение, как и все прежние? Может, не стоит так быстро принимать решение. Ведь вы столько лет прожили вместе.

– Да, да. Но за то время, пока я общаюсь с Лидией Ивановной, я понял одну очень важную вещь. Оказывается, все тридцать три года, что мы прожили с Ниной, со мной никогда и никто не считался – ни она сама, ни ее покойная мать, ни даже моя собственная дочь. Я всегда безоговорочно делал то, что они все от меня требовали. У меня даже мысли не было сделать что-то им наперекор. Я был втянут во все увлечения жены! Даже мочу пил! – в ужасе воскликнул он, вспомнив пристрастие Нины Геннадьевны к уринотерапии. – А тут, понимаете, со мной считаются, спрашивают мое мнение. У меня вдруг к пятидесяти пяти годам появилась свобода выбора!

«Да, допекли Ивана Петровича мать с дочкой капитально...» – подумалось мне. Я не знала, что ему посоветовать, и молчала. Но когда тишина стала невыносимой, я брякнула:

– А поступайте, как вам сердце велит.

– Спасибо, Машенька! Я как чувствовал, что вы поймете меня. Поэтому и пришел к вам! – обрадовался он, а я, тут же спохватившись и чтобы хоть как-нибудь исправить ситуацию, сказала:

– Может, вам не стоит меня слушать. У меня нет еще такого богатого жизненного опыта, чтобы давать советы человеку, который в два раза старше меня. – Я пошла на попятную, потому что почувствовала, что снова сделала что-то не то и подставила Нину Геннадьевну с Анжелкой. Утешало одно – сказала я то, что думала.

– Нет, нет, у вас, наоборот, как это говорят, еще незамутненный глаз. Спасибо. До свидания. Желаю вам удачи и творческих успехов, – сказал он и вышел от меня совсем другим человеком – окрыленным и свободным.

После его ухода я долго думала над нашим разговором и в конце концов пришла к выводу, что Иван Петрович уже давно все для себя решил, но, находясь столько лет под давлением жены, ему нужно было чье-то разрешение, и он его получил.

Я собирала вещи, а мысли мои блуждали от Ивана Петровича к Нине Геннадьевне с накрашенными зеленкой веками; от растерзанных кур к Кронскому; от Анжелки к Власу и, наконец, забрели в деревню Буреломы с перерытым огородом. «Нужно же позвонить Любочке и предупредить, что я уезжаю!» – осенило меня, и я немедленно набрала номер своего редактора.

– Здравствуй, Маша. Как новый роман?

– Любочка, я уезжаю.

– Куда? – напряженно спросила она и затаилась.

– В деревню.

– Это туда, где тебя похитили?

– Ну да. По семейным обстоятельствам.

– И надолго?

– На неопределенный срок.

– Это дурдом какой-то! – Любочка словно с цепи сорвалась. – Кронский на неопределенный срок отбывает в Тибет, ты – в деревню, у Мнушкина творческий кризис! Кабздецкий в запое! С кем прикажете работать?! Никто ничего писать не хочет! А мне за всех отвечай! Уволюсь! Надоели вы мне все! Напишу нетленку, прославлюсь и буду доживать на эти деньги! Катитесь все к чертовой матери! – выругалась она и бросила трубку.

«Опять обиделась. И отчего она такая обидчивая? Наверное, ей очень трудно приходится! У нее нет никакого жизненного опыта. Бедная Любочка!» – подумала я и запихнула в сумку ноутбук.

Вдруг я отчетливо услышала, как кто-то открывает входную дверь. «Воры!» – пронеслось у меня в голове. Однако это были не воры – через несколько секунд на пороге выросла мама с чемоданами и сумками.

– Ой! – испугалась она. – А ты что тут делаешь?

– Вещи собираю в деревню, – неприветливо ответила я.

– Правильно, только много-то не бери, там все есть. Заехала к Власику в автосалон, сказала, что я его теща, и мне дали машину с водителем. Такие учтивые у него подчиненные! Не зять попался, а золото! А где он сам-то?

– Ищет утерянный при перевозке из-за границы автомобиль своего коллеги.

– Добрая душа! – умилилась она. – Пошли, внизу еще тряпок полно.

На улице я увидела пять огромных тюков: мамаше не хватило сумок и чемоданов, и она по старинке завязала все свои пожитки в простыни.

– Во как разрослась! – то ли с гордостью, то ли с сожалением заметила она и тут же пояснила: – Теперь старый развратник потребует ключи от своей хибары, так что мне нужно быть во всеоружии.

Квартира моментально заполнилась, сразу стала какой-то маленькой... да и вообще не квартирой, а вокзалом, или как будто в нее вселился цыганский табор.

– С самого утра на ногах! И все сделала! Карл Иванович просто прелесть! Так помог мне! Так помог! Короче, через десять дней готовые документы будут у меня на руках, а через две недели я уже буду расхаживать по Дойчланд. Жаль, что языка не знаю, но ничего, я общительная, так что не пропаду, – мама говорила и говорила. Она была абсолютно счастлива и совершенно, казалось, забыла об измене супруга. Теперь у нее появился просто прелестный Карл Иванович, который несказанно ей помог, но настроение ее тут же испортилось, когда она узнала, что у меня неожиданно появилась сестра.

– Какая еще сестра?! Что за глупости ты несешь! – и я передала ей вчерашний телефонный разговор с представителем передачи «От меня нигде не скроешься».

– Это твой папаша-кобель постарался! – разъярилась она. – И неужели ты пойдешь? Неужели тебе интересно, кого наколупал этот подонок!

– Пойду, – спокойно заявила я. – И девочки с Овечкиным пойдут.

– Ты мне не дочь! – взревела она. – Как ты можешь?! Все меня предают! Вокруг одни продажные шкуры! Ты правда пойдешь или просто издеваешься над больной, немощной, покинутой женщиной?

– Пойду, – повторила я.

– Вот так вот! Кормишь-кормишь, ростишь-ростишь, а потом бац – «вторая смена»! И мать не нужна! – причитала моя родительница и вдруг проронила так, между делом: – А я тоже пойду. Когда идти-то говоришь – к четырем? Я пораньше подъеду.

Спустя пять минут мама уже обзванивала всех, кого можно было обзвонить, а через полчаса все: Мисс Совершенная Бесконечность, Олимпиада Ефремовна, близкие мамашины подруги, а также подруги этих самых близких подруг, знакомые и знакомые знакомых – все знали, что у меня появилась сестра. Моя родительница с упоением рассказывала всем и каждому эту сногсшибательную новость. Причем говорила она всем одно и то же и с одинаковой интонацией:

– Нет, ты себе можешь представить, Галь! У моей Машки объявилась сестра! Откуда, откуда! Этот селадон постарался! Ага, Галь! И я про то же: наклепать-то – дело нехитрое! Может, у него там целая футбольная команда?! И что ж теперь моя дурочка должна со всеми знакомиться? Конечно, Галь! Вот и я о том же говорю – узнала, небось, что сестра в люди выбилась, стала знаменитой писательницей, и на тебе – сразу отыскалась. Где ж ты раньше-то была?! Да, на телевидение поедем. В чем пойду? Не решила еще. Ты думаешь, в костюме цвета лотоса? По-моему, он меня полнит. Ну и что же, что освежает, зато я в экран не помещусь! Нет, этот вариант отпадает, – ну и далее в том же духе.