А между тем лошади медленно, но верно переносили путешественников к их цели – монастырю братьев бенедиктинцев. Погода, можно сказать, стояла отличная. Солнце хотя уже начало прятаться за кроны деревьев, но всё же ещё пригревало. Дождь на голову не капал, дорожная суета утихла. Всадникам представилась возможность немного расслабиться. Ещё чуть-чуть и покажется гостеприимный для путников монастырь, но вдруг друзья услышали впереди себя шум, крики и ругань. Троица прибавила ходу и уже через несколько минут за крутым поворотом они увидели на обочине дороги одиноко стоящую под деревьями конную упряжь. На телеге возвышалась большая бочка, а на ней верхом сидел монах в чёрной рясе. Капюшон откинут. Короткие, седые волосы на голове топорщатся. Сам монах гневно ругался и как умел отбивался то ногой, то посохом от наседавших на него вооружённых оборванцев. Те же, в свою очередь, не обращали никакого внимания на попытки монаха придать их шайку анафеме, как и не реагировали на угрозу, что они все будут отправлены в ад и сгорят там в чудовищном пламени. Разбойники всё наседали и наседали на одинокого монаха. Как Николай понял разбойников, тех интересовала именно сама бочка, а монах никак не хотел им её отдать. Главарю наконец удалось всё-таки схватить за ногу усердно брыкающегося монаха. Но тот отнюдь был не промах. Монах достаточно ловко извернулся и второй ногой заехал разбойнику прямо в глаз. Тот тут же отлетел в сторону, упал на спину, схватился рукой за покалеченный глаз и завопил благим матом.

– Ах ты, чёртов католик! Ещё брыкаться будешь! За какую-то поганую бочку вина честных людей в глаз бить! Ну теперь тебе живым от нас не уйти! Хватай его, ребята! – рассерженно заорал главарь, при этом вставая с земли и нервно потирая ушибленный глаз.

Главарь «маршальским» жестом указал своим подельникам на гордо восседающего на бочке монаха. Крикнул им что-то ободряющее и вновь с отчаянным визгом ринулся на штурм телеги. Толпа обиженных голодранцев истошным рёвом поддержала своего предводителя, и они подобно изголодавшейся стае набросились на повозку. На этот раз они действовали более слаженно. Несколько разбойников держали лошадь за уздцы, в то время как остальные пытались взобраться на телегу. Атакующих навалилось больше десятка, и теперь монаху стало труднее отбиваться от них. Вскоре его схватили и под дружное улюлюканье разбойников стащили на землю. При этом монах крепко приложился головой оземь и громко застонал. Главарь же победно заорал, быстро забрался верхом на поверженного монаха и с ходу влепил тому в отместку под глаз. После чего вытащил из-за пояса кривой нож и стал поигрывать им перед глазами захваченного в плен противника. Предводитель шайки с гордым видом оглядывался на стоящих вокруг него подельников.

– Господа разбойнички, что будем делать с этим христопродавцем? – громко закричал главарь с горящими от предвкушения мести глазами.

– Смерть всем католикам! – заорала вразнобой толпа. – Режь гада! Пусть он умоется своей кровушкой! Католики нас не жалели, когда врывались в наши дома, когда насиловали наших жён и убивали наших детей! Теперь и мы их жалеть не будем! Где поймаем – там и убьём! Всех до одного убьём!

– Я никогда не убивал гугенотов[4]! – крикнул в своё оправдание поверженный наземь монах. – Моё дело – виноградники и вино! Я лишь мирный келарь[5]!

– А нам всё одно – келарь ты или архиепископ католический! Вы там все одним миром мазаны! Все вы против нас! Даже сам король от нас отвернулся и издал свой богопротивный эдикт, по которому гугенотам хоть так, хоть эдак, а всё одно – смерть. Теперь нам остаётся только подохнуть подобно бесправным скотам! – гаркнул главарь и занёс нож над монахом.

– Режь гада! – тут же исступлённо заорала ликующая толпа, предвкушающая кровь и страдания своей жертвы. – А потом обмоем нашу победу! Вот гад. Целую бочку вина в свой монастырь тащил!

– Бочка пустая! Всё вино наши монахи-бенедиктинцы продали в городе! – попытался оправдаться келарь.

– Врёшь, скотина! – заорал главарь банды.

– Всем не двигаться или вы тут же умрёте на месте! – ещё не доезжая до места расправы, мощным басом заревел Николай на французском и пришпорил коня. В его руке уже блестел воронёной сталью «Макаров». – Оставьте в покое монаха, богохульники, и я не отниму вашей жизни!

Разбойники в азарте религиозной мести, густо замешанной на примитивном инстинкте, не сразу заметили, что они на дороге не одни, а когда увидели, что на помощь поверженному и обречённому на заклание монаху-католику скачут на подмогу ещё трое, их одолела ещё бо́льшая злоба. Они громко заорали, ощерились и неорганизованной толпой ринулись на новых врагов. Главарь оказался быстрым и хитрым. Он, не медля ни секунды, схватил за грудки тщедушного пожилого монаха-келаря, рывком поднял того на ноги и, прикрываясь им, стал отступать к лесу. Ему явно не хотелось рисковать своей жизнью и идти в атаку на скачущих во весь опор монахов. Такими же «умными» оказались и четверо разбойников. Они пытались по-быстрому втолковать упрямой монастырской лошади, что ей тоже следует идти с ними в лес, но та упёрлась и ни в какую не хотела тащить телегу с бочкой через бурьян в непролазную чащу.

Но нашлись и те разбойники, которые не побоялись и пошли в пешую атаку на конных. Они оказались не так уж и просты. Вооружённые длинными заострёнными палками, они быстро образовали две шеренги. Первый ряд воткнул их под углом в землю. Вторая шеренга приготовила большие ножи для кровавой жатвы. Похоже, что среди этих разбойников имелись бывшие копейщики. Они знали, как останавливать скачущих во весь опор всадников.

– Ну нет! Так дело не пойдёт! – крикнул несущийся рядом с Николаем Алексей Никифорович и вытащил из-под рясы пистолет.

Тут же прозвучал выстрел, и один из разбойников-копейщиков с диким воплем рухнул на землю. Второй выстрел последовал из пистолета Андрея Яковлевича, и ещё один «копейщик» с перекорёженным от боли лицом корчился на земле. Третий выстрел произвёл Николай. Ему удалось ранить в ногу главаря шайки. Тот озлобленно закричал от боли, но не отпустил монаха. Разбойники явно не ожидали, что монахи-католики окажутся вооружёнными огнестрельным оружием. Неожиданный гром выстрелов, стоны раненых и яростные крики нападавших монахов сделали своё дело. Разбойники дрогнули. Они видели, что главарь их бросил и пытается уйти в лес. Началась паника. Грабители с воплями бросились врассыпную, оставляя на земле своих покалеченных собратьев. Главарь же, держась рукой за рану на бедре, морщился от боли и, грязно ругаясь, поспешно ковылял в сторону леса. Проходя мимо озабоченных лошадью и телегой подельников, заорал на них: