— За двадцать пять лет, — сказала Анна, — мы так и не смогли даже приблизительно узнать, что происходит в Отчужденных землях. А это чрезвычайно странно, учитывая, насколько упорны мы были. Если правительство делает то, что намеревалось, там сейчас находятся около двухсот пятидесяти миллионов клонов, живущих своей жизнью. Мы можем только предполагать, как они живут. Каждый день, каждый час. Чем они занимаются? Как с ними обращаются? Что они едят? Как они думают и о чем? Как появляются младенцы? Если они рождаются, кто их рожает? Как они питаются? Их кормят грудью? Как они воспитываются? Кто их воспитывает? Кто их родители? У них есть родители? Они получают какое-нибудь образование? Их учат говорить? Им разрешают говорить? У них есть собственный язык? Как ими руководят? Дают ли им имена? Живут ли мужчины и женщины обособленно? Они испытывают желание? Они чувствуют любовь? Что, если этим живым складам человеческих частей требуется медицинское обслуживание? Они знают, что они — клоны? Есть ли у них то, что мы называем «самосознанием», что бы мы под этим ни подразумевали? Что происходит, когда клон стареет? Что происходит, когда клон умирает? Я имею в виду, от естественных причин, прежде чем у него или у нее забирают органы. Что происходит, когда у них забрали органы? Предположим, взяли руку? Или ногу? Или глаз? Или печень? Или сердце. Что делают с тем, что остается? Они протестуют? Они могут забеременеть в знак протеста? Они восстают? Их наказывают? В какой форме происходит наказание? Как они одеваются? Им известна доброта? Они знают о Боге? Если так, то каков их Бог? Клоны — человеческие существа? Если нет, то чем они отличаются? В чем разница между ними и нами? В чем прибыль от бизнеса по клонированию? А это именно бизнес, если в него вовлечено правительство. Каким образом на них делают деньги?

Я не помню всех вопросов, заданных Анной в том разговоре. Не помню, какие вопросы я повторяю с ее слов, а какие придумал сам. Сейчас нам известны ответы на некоторые из них. Их знает Анна, знает ее организация, и, волей-неволей, знаю я. Пока мы (меня раздражает это местоимение) распространяем эту информацию — мое сообщение является первым шагом всеобъемлющей и многообразной кампании по разоблачению, — а тем более потом, когда нас выжмут до капли и мы больше не будем нужны, Анне и мне грозит серьезная опасность.

— Насколько нам известно, — сказала Анна, — внутри никто не был.

Она больше не сидела рядом со мной на диване. Начав задавать свои бесчисленные вопросы, она встала и принялась расхаживать по комнате взад-вперед, между креслом и окнами с двойными рамами. Я машинально вытянул ноги и руки, заняв так много места на диване, чтобы ей больше не захотелось садиться рядом со мной. С каждым новым вопросом она увлекалась, обращая на меня все меньше внимания.

— И за эти двадцать пять лет мы ни разу не получили обнадеживающего сообщения о побеге клона с Отчужденных земель. Мы ждали этого, следили за этим. Фанатично. Как безумные почитатели.

— А вы, значит, не фанатики?

Я сожалею о том, что сказал это.

Она либо не услышала моих слов, либо не обратила на них внимания. Она перестала ходить по комнате. Тяжело опустилась в кресло, словно лишилась сил.

Следующие слова она произнесла тихо, без эмоций:

— У нас есть клон.

Несколько секунд я молчал. Мне вдруг пришла в голову невероятная мысль о том, что клон, о котором говорит Анна, может быть клоном Сары, что именно этим объясняется ее приезд ко мне. Я признаю, что эта возможность, какой бы жуткой она ни оказалась (ведь Сара не могла быть старше двадцати одного года, а я был бы слабым стариком, незнакомым ей и чужим; я бы ничего для нее не значил, и после первого момента иллюзии это стало бы убийственным для меня), наполнила меня предвкушением и даже физическим желанием. Я знал, что это невозможно: Сара умерла до начала программы воспроизведения.

— Откуда он взялся? — спросил я.

— Точно не знаю, — ответила Анна. — Он пришел к нам. Заблудился. Потерялся. Его нашли. Я точно не знаю.

— Сбежал.

— Нет. Мы так не думаем. Понятие побега для клона ничего не значит. Похоже, им не приходит в голову, что можно куда-то убежать, что существует другой мир, помимо того, который они уже знают. Они не видят разницы между внутренним и внешним. Побег как намеренный акт для них невообразим. Это в интересах правительства и их предприятия, и мы полагаем, что дело обстоит именно так. Прости, я понятно излагаю?

— Да.

— В этом есть смысл? — спросила она.

— Если ты имеешь в виду, прослеживаю ли я логику, то да. Хотя нет, в этом нет никакого смысла. Ты приехала, чтобы провести со мной неделю, потому что нашла клона.

— Я его не находила. Я не знаю, кто его нашел.

— Но он у тебя?

— Его привезли ко мне. Он оставался у меня шесть дней. Сейчас его у меня нет.

— У кого он теперь?

— Он в надежном месте.

— О, хорошо, — сказал я. — Теперь я совершенно спокоен.

Через сорок пять лет, не прикладывая ни малейших усилий, я получил возможность загладить свою вину перед Анной. И я снова повел себе грубо. До сих пор не понимаю, почему. Анна считает, что меня в ней что-то раздражало, но я не позволю ей винить себя.

— Послушай, Рэй. Вся система держится на одном основном принципе: оригинал никогда не должен встречать и видеть своего клона. Если такое столкновение произойдет, если один из нас встретится с одним из них, то абстрактное понятие превратится для нас в понятие буквальное и реальное. Последствия будут катастрофическими.

— Мы в это верим, — продолжил я.

— Да, — сказала она. — Мы не можем верить ничему иному. Послушай, ты, противный, мрачный старик. Заткнись. Твои грубости не помешают мне сказать то, что я хочу. — Она не дала мне возможности ответить. — Если клон каким-то образом оказался за пределами Отчужденных земель, как произошло теперь, а там проживают приблизительно двести пятьдесят миллионов клонов, что за двадцать пять лет является несомненным статистическим фактом, то и другие клоны тоже могут сбежать.

Я достаточно знаком с математикой, чтобы понимать: это утверждение Анны вполне могло соответствовать истине, но не подлежало статистическому анализу, а само понятие «несомненный статистический факт» — это оксюморон.

— Если такое и происходило, а это не могло не происходить, обществу об этом неизвестно. Мы не знаем подобных случаев. И не узнаем. Мы сделали вывод, что система выслеживания и захвата непокорных клонов должна быть быстрой и выверенной, безжалостной, безошибочной. Мы также считаем, что пойманного беглеца убивают. Ни один клон, побывавший за пределами Отчужденных земель и узнавший, что находится снаружи, что есть другой, внешний мир, не может принести это знание обратно.

— Их убивают?

— Наказывают. Да. Они должны быть наказаны, — сказала Анна. — Все подходящие части изымают и помещают на хранение.

— После смерти клона, по-видимому. Ты об этом не сказала.