Следующие десять лет он завоёвывал право на арктическую экспедицию. Знаменитый исследователь Норденшельд прошёл на шхуне «Вега» весь Великий Северный морской путь за два года. Палтусов мечтал пройти этот путь за одну навигацию и открыть маршруты другим судам. Ежегодно он отправлялся в арктические экспедиции, изучал се верные проливы, острова и устья рек. Не раз проваливался под лёд, дважды о его экспедициях писали в газетах, будто все её участники или погибли, или пропали без вести в пустынном ледовом краю, что равносильно гибели. Но экспедиции со славой возвращались в Петербург, и на географических картах вместо широких белых пространств появлялись очертания изученных берегов, рек, проливов. Имя его уже знали полярные исследователи всех стран. И через десять лет крепкое судно «Святой Пётр» стояло в Петербургской гавани, готовое отправиться по полярным морям под его началом.

В команде было шестнадцать крепких отчаянных людей и молодой по пугай Изабелла, которого незадолго до отплытия подарили Палтусову бывшие матросы его отца. На берегу оставались жена и четырёхлетний сын.

«Святой Пётр» обогнул Скандинавию, добрал необходимые продукты и уголь в Архангельске и смело отправился дальше.

В последний раз его видели у пролива Югорский Шар. Пролив был забит льдами. Несколько торговых кораблей пережидали, пока льды разойдутся. «Святой Пётр» вошёл в пролив и скрылся в тумане. Торговые суда так и не дождались в тот год чистой воды, вернулись в Архангельск.

Лет через пять у выхода из пролива под сложенным из камней знаком нашли почту экспедиции. Капитан писал, что пролив пройден благополучно и судно выходит в Карское море.

Первые год-два Палтусова ждали спокойно. Ведь газеты уже не раз писали о его гибели, но он всегда возвращался со славой. Тем более что на следующее лето отправились Арктические экспедиции Седова, Русанова и Брусилова. Они могли помочь терпящему бедствие судну. Но и все эти три экспедиции закончились трагически.

А потом Россия вступила в Первую мировую войну, и у царского правительства не было ни средств, ни возможностей, а главное — желания, чтобы направить спасательные суда на поиски отважных исследователей. Да и где было их искать среди безбрежных ледяных полей? Никто указать не мог.

План Максима

И снова помешали родители. Точнее, один родитель — папа.

Хорошо, что Оля закрыла дверь на большой железный крюк. И пока папа с удивлением дёргал ключом, Максим успел положить назад толстые тетради, захлопнуть крышку и накрыть её ковриком.

— А я завтра в школу иду! — похвастала Оля, когда папа, наконец, вошёл.

Конечно, это был одновременно и отвлекающий манёвр.

— Да ну! — попался на манёвр папа. — Снова будешь ставить рекорды! И давний гость здесь? — поздоровался он, увидев Максима. — Как дела? Как успехи? Жизнь удалась?

— Мы географию изучали, — проговорил зачем — то Максим.

Папа притворно удивился:

— Как же, слыхал о такой науке! — Он прошёл в Олину комнату и увидел на столе книгу Максима. — «Великий Северный морской путь», — прочитал он. Ого! Это кто из вас интересуется?

— Мне Максим дал почитать.

Папа полистал желтоватые страницы.

— Мне тоже можно после тебя? Максим молча кивнул.

Папа ушёл на кухню, поставил чай и позвал всех к столу.

— Ау меня тоже новость, — сказал он. Мы завтра красавицу выводим.

— Уже поедете?! — удивилась Оля.

— Попробуем. Красавица — это гоночная машина, — объяснил папа Максиму. Бегает как зверь. Сами собрали. Приходите смотреть.

— Спасибо, но у меня завтра дела, ответил солидно Максим.

Он попил чаю, снова сказал «спасибо», потоптался в прихожей около сундука, вздохнул и стал одеваться.

— Я тоже выйду, — сказала Оля папе и пошла с Максимом на улицу.

— Понимаешь, нам надо все те записи исследовать, — сказал Максим, остановившись посреди двора. — Это важно для науки.

— Понимаю, — ответила Оля.

— Ваш дом на ремонт не ставят?

— Мама говорит, пока нет.

— Это хорошо. Я придумал, что делать. Ведь дневники из сундука уносить нельзя?

— Нельзя! — Оля даже испугалась. Она решила, что Максим немедленно начнёт выпрашивать эти дневники хотя бы на день-два. — Мама откроет и увидит.

— А мы и не будем брать. Мы всё пере пишем. Каждую тетрадь. И у нас будет копия. А дневники пусть спокойно лежат у вас в сундуке.

— Три тетради — это же целый год писать.

— А мы ребят из класса позовём.

Мишка Фраерман может разобрать любой почерк. Он будет дешифровщиком, как в разведке. Я тоже буду диктовать — с моими каракулями писать нельзя. А ты, Лида Кокушкина и Валя Полякова будете записывать. Олег Саркисян — он и читать и писать может. Тетрадь на двоих, и за один месяц мы всё перепишем. Здорово придумал?

Максим придумал действительно здорово. И Оля согласилась.

— Ты поговоришь с девочками, а я с ребятами, ладно? Будем приходить сразу после школы и по часу писать.

— А если не захотят?

— Надо так сказать, чтоб захотели.

Сговор

Интересно приходить в школу после болезни — все тебе радуются. Не то, что в обычные дни, когда могут и не заметить.

Максим пришел позже Оли.

В первую перемену он встал рядом с Мишкой Фаерманом. Тот играл в шахматы вместе с другим пятиклассником. Они все перемены играли в карманные шахматы. Ещё в третьем классе некоторым нравилось подскочить сбоку и поддеть их шахматную доску, так чтобы все фигуры разлетелись по полу. Но с тех пор как Мишка стал учится приемам каратэ у соседа-милиционера, подавальщики вывелись. Ещё Мишка умел разобрать любой почерк, в две минуты расшифровать любую запись, ребус. Это у него само собой получалось. И он многим помогал разгадывать ребусы. О своих способностях он узнал, когда в летнем лагере читал рассказ «Золотой жук» Эдгара По и разобрал записку знаменитого пирата раньше, чем герой рассказал о зашифрованном смысле.

Максим подождал конца партии и позвал его. Мишка неохотно отошёл от окна, но слушать стал внимательно. О чём-то они тихо поговорили, Мишка согласно кивнул и вернулся к шахматам.

А Оля всё не могла подойти к Лиде Кокушкиной и Вале Поляковой, потому что не знала, с чего начать разговор. Не начинать же его со слов: «Девочки, мы с Максимом сделали открытие, и нужна ваша помощь». А если рассказывать о капитане Палтусове, то перемены не хватит.

Наконец она решилась.

Лида Кокушкина была добрым человеком. Если кому-нибудь несправедливо ставили двойку, и он плакал, Лида плакала вместе с ним. Даже если тот человек терпел и не плакал, она всё равно плакала из сострадания.